Метаморфозы

«Вы, конечно, понимаете, что, как человек отдавший жизнь науке и достаточно коммуникабельный, я не мог пройти мимо возможности провести некоторые социологические исследования того контингента лиц, с которым меня столкнула судьба. Я расскажу Вам о некоторых интересных, встречах и беседах, а также мыслях, которые в связи с ними меня посетили. Начну со своих впечатлений от встреч с братьями – западными славянами. Сразу скажу, что, на мой взгляд, совершенно необоснованны заявления некоторых наших историков, старающихся в интересах глобализации по-американски этнически объединить нас русских с поляками, болгарами, чехами, словаками и т.д. Мы люди разные: нравственно, психологически и ментально. Мне импонирует высказывание на этот счёт князя Н. С. Трубецкого, одного из основоположников философии Евразийства: «Мы не славяне и не туранцы. Мы – русские!» Западные наши соседи – славяне – в результате многотысячелетнего близкого общения с романогерманцами и католицизмом во многом восприняли их менталитет. Они в большей степени, чем мы, – рационалисты, прагматики, эгоисты; менее – альтруисты, склонные к сопереживанию, к сочувствию, к соучастию, к взаимопомощи. Я был свидетелем безобразного случая, когда полицейские в буквальном смысле выбрасывали на мороз из здания варшавского вокзала безногих инвалидов-поляков. При этом ни один поляк и глазом не моргнул. Сопереживали беднягам только русские «челноки»! Бедность соплеменника также не вызывает сочувствия у поляка. Напротив, бедняк в его глазах (как и у американца) вызывает чувство отторжения, презрения, брезгливости. По его мнению, неудачник, не продвинутый достоин своей участи. Он отвергнут самим богом, в отличие от избранного им богатого и успешного! Мы – русские – до последнего времени никогда так не думали! Поляк всеми средствами старается скрыть свою бедность, неустроенность. Он никогда не станет искать сочувствия у соседа, зная, что его жалоба на судьбу вызовет обратную реакцию! Воспитанный веками в страхе перед властью, поляк ненавидит и боится её. Кстати, там проездные билеты в поезде, трамвае и автобусе берут абсолютно все пассажиры! Европейцы, никогда не знавшие общинного образа жизни, научились в отличие от нас объединяться для защиты своих общих интересов. Власти, понимая это, в наше время хорошо обеспечили, скажем, бывших офицеров Польской народной армии из опасения их корпоративного объединённого выступления. Чего, к сожалению, нельзя сказать о нас и наших офицерах!

Примерно также можно кратко охарактеризовать и другие народы, относящиеся к западным славянам. Что касается нас – русских – то тут, безусловно, сказалось тысячелетнее воздействие на психику греческой Православной церкви, наши близкие отношения с более духовными народами востока и многочисленные войны с рационалистическим католическим, протестантским Западом.

Теперь о некоторых памятных встречах.

Как-то стою на рынке где-то в Польше. Вижу: слишком долго крутится возле меня какой-то поляк примерно моего возраста. По внешности заметно – интеллигент. Ему явно хочется поговорить, но он стесняется. Тогда я начал разговор сам. Представился. Назвал свою профессию. Разговорились. Оказалось, что он бывший офицер (военный инженер) польской народной армии, окончил академию в СССР, остался верен идеям социализма, сокрушается о распаде Варшавского договора и СССР, о реставрации капитализма в странах бывшего социалистического содружества, об образовании однополярного Мира во главе с США. Рассказал, что армия в Польше была подвергнута чистке. Он и многие его товарищи, оказавшиеся в списках неблагонадёжных, были уволены. Теперь он безработный. Новый режим не прощает ему учёбу в СССР, членство в компартии и к достойной работе не допускает. Хотя на пенсию можно жить немногим хуже, чем раньше, его угнетает невостребованность. В свою очередь я поведал о развале могучей советской армии и бедственном, униженном положении её офицеров: действующих и пенсионеров. Неожиданно в наш разговор вмешался молодой парень, сидевший невдалеке на камне возле разложенной на обрывке плёнки всякой всячины: солдатских алюминиевых мисок и кружек, комплектов армейского нижнего белья и даже банок каких-то консервов. Чувствовалось, что среди торговавших здесь «челноков» человек это случайный. Одет он был в советскую полувоенную форму. На вид я дал бы ему лет тридцать пять. Я давно заметил его угрюмую фигуру с взглядом, уставившимся в одну точку. Он никому не предлагал свой товар, как будто торговля его совершенно не интересовала.