Какая колючая елка в этом году. Игрушки как истуканы. А голубая лента, забытая ею, мне уже не нужна — я дарю ее елочке. Мне также плохо и одиноко, как и ей. Как и этой свече со сгорбленным фитилем, который дает жизнь огню. И я поднимаю одинокий бокал за фитиль. Нет, лучше за огонь, который сжигает себя, не заботясь о своем будущем.
Вместе со мной в одиночестве и Джоконда. Почему она смотрит на меня так? Почему в ее прищуренных глазах нет сочувствия? Так женщины не улыбаются. Она смотрит, как божество, и я не люблю ее за это. Глаза и улыбка женщины не должны противоречить ее рукам. Прости меня, Мона Лиза, и прими тост: «За тебя».
Слева телевизор, справа Джоконда. И между ними 38-этажный небоскреб «Сигрем». Дергающиеся фигуры и неподвижное лицо. Звук и безмолвие.
Мысли разбиваются о чудо ХХ века, воплощенное в сталь, стекло и бронзу. Мягкость форм человеческого тела и холод гениального расчета. И музыка Бетховена, как смех ума над жизнью.
Почему человеческий разум не вписывается в доброту реального мира? Почему он не может соединить воедино добро и зло, жизнь и смерть?
Музыка Бетховена у меня выжимает слезы упорства. Моцарт выше слез. И потому он выше Бетховена. Искусство Моцарта объединяет и жизнь, и смерть.
А что, если в музыке Моцарта скрыта истина, которую я еще не знаю?
С экрана на машине времени отправляются в прошлое. А я не могу, меня не пускает Мона Лиза. В настоящее меня не пускает та, которая не пришла. Что же мне делать?..
Вы любите зоопарк?
Я ни разу не был ни в зоопарке, ни в зверинце, ни в зооцирке. В нашем небольшом городке их нет. А когда приходится бывать в больших городах, обычно не до зверей — наваливаются всевозможные заботы, дела, встречи.
Но вот сегодня, оказавшись далеко от родных мест, я иду в гости к диким животным.
Перехожу улицу, и вдруг незнакомое и неестественное среди холодного бетона «уууу» врывается в городской шум. Из крохотного окошка женщина в очках протягивает билет, контролер, тоже в очках, отрывает корешок, я спешу на зов и останавливаюсь возле аккуратной таблички: «Волк. Распространен в Европе, Азии и Северной Америке. Вреднейший хищник… поэтому сейчас подлежит уничтожению…»
Бедняга и не подозревает о надписи, он не умеет читать табличек. Запертый за железными прутьями, он в одиночестве топчет затекшими от неподвижности лапами дощатый пол своей тюрьмы. Больше ему делать нечего. Двенадцать голых досок — вот и все жизненное пространство, весь комфорт, любезно подаренный ему человеком. Вдруг он останавливается посреди клетки, замирает, вытягивает морду с большой лобастой головой, и через железо решетки прорывается тоскливое «уууу» под хохот столпившихся подростков.
Чем же ты не угодил человеку, что над тобой смеются, изолируют, клеймят табличкой? Неужели ты действительно «вреднейший»? А может, ошибается самоуверенный человек? Даже вирусы, абсолютные паразиты, нужны природе для биохимического контакта, связанного с обменом генного вещества среди различных видов живого. Так считают ученые. Вирусы и то не подлежат полному уничтожению. Хотя бы по той причине, что исчезновение одного из видов может вызвать к жизни другой вид, способный нанести удар, к которому человек будет совершенно неподготовлен.
Бедный волк. Твое хищничество выглядит смешным не только в сравнении с вирусами. Автомобиль следовало бы давно уничтожить более чем за половину всех вредных и токсичных выбросов. За шум, который, по мнению специалистов, вреден в большей степени, чем курение. За автомобильные столкновения, которые ежедневно уносят огромное количество человеческих жизней и еще больше людей калечат. Но, несмотря на катастрофически возрастающую плодовитость этого железного вампира, борьба с ним не идет дальше дискуссий.
Я не призываю к повсеместной охране волков, они в этом не нуждаются. Имеется в виду другое. Почему многие равнодушно наблюдают психическое издевательство над животными, узаконенное во многих местах содержания зверей?
— Уууу… — снова раздается жалобный призыв о помощи. Волк вслушивается, но никто ему не отвечает, он одинок. «Сейчас гон у них, — слышу я за спиной сочувственный мужской голос. — Тоскует».
Волки чрезвычайно чувствительны и ревнивы. Но здесь некого ревновать, некому отдать свои чувства. Человек — единственный, кто общается с ним, — его злейший враг. И летят отчаянные позывные, разбиваясь о железные прутья: «уууу»… «Идем, здесь нечего смотреть», — слышу я голос мамы, увлекающей за собой ребенка, и соглашаюсь: да, здесь нечего смотреть.
В клетке по кругу ходит тигр. «Подлежит охране. Внесен в Красную книгу редких и исчезающих видов животных Международного союза охраны», — читаю я. Так почему же тебя держат в изоляции? Какое уж там сохранение, если звери в большинстве случаев отказываются размножаться в неволе. Многочисленные посетители и крайне ограниченное пространство травмируют их психику.