Метаморфозы душевной жизни.Путь душевных переживаний. 2 часть

Пусть легкомысленные специалисты по эстетике раскритикуют это и дадут Данте прозвище "дидактического поэта" — но кто понимает Данте и позволяет его творчеству воздействовать на себя во всем его богатстве, тот увидит величие Данте как раз в том, что из души его говорит вся средневековая мудрость и философия. Для развития такой души, которой предстояло создать поэзию Данте, был необходим фундамент всей средневековой мудрости. Она, воздействуя сначала на душу Данте, вновь возродилась, когда личность Данте расширилась до целого мира. Поэтому полностью испытать на себе воздействие поэзии Данте, хотя и вполне понятной, может только тот, кто достиг высот средневековой духовной жизни. Только тогда можно постичь тонкости и глубины поэзии Данте.

Правда, один шаг вниз Данте все — таки сделал. Он попытался спустить духовное в нижние слои. Он достиг этого тем, что писал свои произведения не на латинском, как его предшественники, а на языке своего народа. Он восходит до наивысших вершин духовной жизни, но и спускается вниз, в физический мир — до языка отдельного народа. Шекспир должен был спуститься ещё глубже. Относительно того, как появились великие поэтические образы Шекспира, люди сегодня пускаются во всяческие фантазии. Если желают понять, как поэзия спускалась в повседневный мир, на который сегодня еще взирают с пренебрежением "с вершин бытия", следует провести перед душой следующее: нужно представить себе маленький театр в одном из лондонских пригородов, театр, актеры которого не считались бы сегодня особенно выдающимися, за исключением самого Шекспира. Кто ходил в этот театр? Те, кого презирали высшие круги Лондона!

Во времена, когда Шекспир ставил свои драмы, благородное общество предпочитало посещать петушиные бои и подобные представления, а не этот театр, где ели, пили и бросали скорлупу съеденных яиц на сцену, когда не нравилось исполнение; где сидели не только в зрительном зале, но и на самой сцене, а артисты играли прямо среди зрителей. Там, перед публикой, принадлежавшей к низшим классам населения Лондона, впервые были поставлены пьесы, о которых сегодня с такой легкостью думают, что они сразу же стали властвовать над умами современников. Разве что только благородные отпрыски, которые не были еще женаты и могли позволить себе посещать сомнительные места, иногда, переодевшись, заходили в театр, где шли пьесы Шекспира. Для порядочных людей считалось неприличным даже появляться в таком заведении. Так поэзия спустилась к восприятию, возникшему, так сказать, из наивнейших импульсов.

Ничто человеческое не было чуждо гению, стоявшему за пьесами Шекспира и творившему свои образы в этот период развития человеческого искусства. Так искусство спустилось даже в отношении таких внешних проявлений — из того, что осознавалось лишь в узком потоке водительства человечества, оно спустилось к тому, что является общечеловеческим, что широко разливается в самом низу повседневной человеческой жизни. Тот, кто смотрит вглубь, знает, как необходимо было спустить духовный поток с высот, чтобы создать такие жизненные, индивидуальные образы, как шекспировские.

Теперь мы переходим ко времени, которое уже ближе к нашему: к эпохе Гёте. Попробуем взять за основу тот образ его поэтического творчества, в который он вкладывал все свои идеалы, устремления и муки искания в течение шестидесяти лет жизни — именно столько он работал над "Фаустом". Весь свой жизненный опыт, приобретенный в глубинах души и в общении с внешним миром, всё, чего он достигал от одной ступени познания к другой, восходя к разрешению всё более высоких мировых тайн, — всё это было вложено в образ Фауста, и из него опять возвращается к нам. Что же представляет собой фигура Фауста с поэтической точки зрения?