Совершенно неверно, и это может показать простое размышление, называть христианство «религией спасения» в том же самом смысле, что и буддизм. Если с этой точки зрения христианство сопоставлять с буддизмом, то его следует называть «религией возрождения». Ведь христианство исходит из мысли о том, что все, что есть в отдельной жизни отдельного человека, приносит плоды, которые для внутреннего существа человека являются важными и ценными, которые переносятся им в новую жизнь и проявляются там во всей полноте на высшей ступени совершенства. Все, что мы переживаем и извлекаем из отдельных жизней, постоянно существует, становясь все более совершенным и, наконец, появляется в своем одухотворенном облике. Кажущаяся незначительность нашего бытия, если она воспринята в духовное начало, на более совершенной ступени воскрешается, усваивается этим духовным началом. В бытии нет ничего незначительного, поскольку оно возрождается, когда дух переводит его в истинную форму. По своему образу мышления христианство — религия возрождения, воскрешения лучшего из пережитого нами; поэтому все, что мы видим, — не пустяк, но строительный материал для великого здания, которое должно возникнуть благодаря объединению всего духовного, что есть у нас здесь, в чувственном мире. Буддизм — это религия освобождения от бытия, христианство же в противоположность ему — религия возрождения на более духовной ступени.
В христианском образе мышления это выражается как в малом, так и великом, вплоть до основных принципов. И если мы ищем подлинные причины этого различия, то можем сказать: они заключаются в совершенно противоположном характере восточной и нашей западноевропейской культур. Есть радикальное различие в манере мышления между той культурой, в которой возник буддизм, и той, из которой христианство пришло на Запад. Это различие можно охарактеризовать довольно просто. Оно состоит в том, что всякая истинно восточная культура, которая еще не испытала влияния Запада, является неисторической и неисторичной, а всякая западная — исторической и историчной. В этом в конечном счете и состоит главное различие между христианским и буддийским образом мышления. Христианский образ мышления историчен; он признает не только повторные земные жизни, но и то, что они протекают исторически, т. е. то, что сначала переживается на менее совершенной ступени, в ходе инкарнаций может развиться до все более совершенных ступеней и более высоких уровней бытия. Если буддизм видит освобождение от земного в достижении нирваны, то христианство цель своего развития видит в том, чтобы все события и достижения отдельных земных жизней, достигнув все более высоких степеней совершенства, во всем блеске духовно возродились в конце земного бытия.
Буддизм неисторичен совсем в духе той культурной почвы, на которой он возрос. Неисторичен он потому, что просто противопоставляет человека внешнему миру, в котором тот действует. Сторонник буддизма говорит: «Посмотрим на прежние воплощения человека, посмотрим на его следующие воплощения! Человек противостоит этому внешнему миру!» Он не спрашивает: «Может быть, человек противостоял внешнему миру в прежние эпохи иначе, или, может быть, иначе будет противостоять ему в будущем?» А вот христианство об этом спрашивает. Поэтому буддизм пришел к мысли, что отношение человека к миру, в котором он воплощен, всегда остается неизменным; что если человек, влекомый жаждой бытия, нисходит в воплощение, то вступает в мир страданий независимо от того, влекла ли жажда бытия человека к воплощению в прошлом или влечет сейчас. Внешний мир всегда приносит ему только страдания. Так повторяются земные жизни, не образуя в буддизме истинно исторического понятия развития. Это наглядно показывает и объясняет, почему буддизм может видеть свою нирвану, свое блаженное состояние лишь в отказе от этих вечно повторяющихся воплощений. И тогда нам становится ясно, что буддизм должен видеть источник страданий в самом внешнем мире. Он говорит: «Если ты вообще оказался в чувственном мире, то должен страдать, ибо страдания к тебе приходят из чувственного мира!»