«Метаморфозы» и другие сочинения

— Вот сиротская, жестокая и несправедливая судьба! Нравится тебе, чтобы, рожденные от одного и того же отца, одной матери, столь различной участи подвержены мы были! Нас, старших как-никак по возрасту, ты предаешь мужьям в служанки, отторгаешь от родительского дома, от самой родины, так что вдали от родителей влачим мы существование как изгнанницы, она же, самая младшая, последыш уже утомленного чадородия, владеет такими богатствами и мужем божественным, которым и пользоваться-то как следует она не умеет. Ты видела, сестра, сколько в доме находится драгоценностей и какие сверкающие одежды, какие блестящие перлы, сколько кроме того под ногами повсюду разбросано золота. И если к тому же муж ее так красив, как она уверяет, то нет на свете более счастливой женщины. Может быть, как усилится привычка ее божественного мужа, укрепится привязанность, он и ее самое сделает богиней. Клянусь Геркулесом, к тому идет дело! так она вела себя, так держалась. Да, метит она на небо; и женщина смотрит богиней, раз и невидимых служанок имеет, и самим ветром повелевает. А мне, несчастной, что досталось на долю? Прежде всего, муж в отцы мне годится, плешив как тыква, телосложения тщедушного, куда ни взгляни, как мальчишка, и все в доме держит на замках и запорах.

10. Другая подхватила: — А мне какого мужа терпеть приходится? Скрюченный, сгорбленный от подагры и по этой причине крайне редко в любви со мной находящийся; большую часть времени порчу я эти тонкие руки растиранием его искривленных, затвердевших, как камень, пальцев вонючими лекарствами, грязными тряпками, зловонными припарками, словно я не законная супруга, а сиделка работящая. И видишь, сестра, я говорю свободно, что чувствую, с рабским ли терпением перенесу я все это? Что касается до меня, так я не могу больше выдержать, что такая блаженная судьба досталась на долю недостойной. Вспомни только, как гордо, как вызывающе она нам все показывала, самое хвастовство это доказывало ее чванство; потом от таких несметных богатств скрепя сердце бросила нам крошку и, сразу утомившись нашим присутствием, приказала удалить нас, выдуть, выставить. Будь я не женщиной, перестань я дышать, если не свергну ее с вершины такого богатства. Если и тебя, что вполне естественно, коснется это оскорбление, давай обе вместе посоветуемся, что нам делать. Но подарки, которые мы принесли с собою, не будем показывать ни родителям, ни кому другому, также совсем не будем поминать, что нам известно что-либо о ее спасении. Довольно того, что мы сами видели, чего бы лучше и не видели, а не то чтобы нашим родителям и всему народу разглашать о ее благополучии. Неполно счастье тех, богатство которых никому неведомо. Пусть знает, что не служанки мы, а старшие сестры. Теперь же отправимся к супругам и бедным, но вполне честным, очагам нашим; не спеша и тщательно все обдумав, мы более окрепшими вернемся для наказания гордыни.

11. Сошел за хороший злодейский план двум злодейкам; итак, спрятав все богатые подарки, распустив волосы и царапая себе лицо, как будто они этого заслуживали, притворно возобновляют они плач. Затем, быстро покинув родителей, рана которых снова открылась, полные безумия, отправляются по своим домам, строя преступление поистине отцеубийственное, замысел против невинной своей сестры.

Меж тем невидимый Психее супруг ее, возобновив ночные свои беседы, так ее убеждает: — Видишь ли, какой опасности ты подвергаешься? Судьба издалека начала бой, и если крепких ты не примешь мер предосторожности, лицом к лицу с тобой сразится. Коварные волчицы всеми силами готовят против тебя гибельные козни, и главная их цель уговорить тебя узнать мои черты, которые, как я тебя уже не раз предупреждал, увидавши, не увидишь больше. Итак, когда через некоторое время ведьмы эти негодные, полные злостных планов, придут сюда, — а они придут, знаю это, — то ничего с ними не разговаривай. Если же, по прирожденной простоте твоей и по нежности душевной, сделать этого ты не сможешь, то по крайней мере не слушай никаких речей про своего мужа и не отвечай на них. Ведь скоро семья наша увеличится, и детское еще чрево твое носит в себе новое дитя для нас, божественное, если молчанием скроешь нашу тайну, если нарушишь секрет — смертное.