Метаморфозы музыкального инструментария:неофилософия народно-инструментального искусства XXI века

Вчитываясь в текст монографии К. Верткова, мы обнаруживаем, что несмотря на многочисленные обращения к родословной инструментов и отслеживание путей появления на Руси тех или иных музыкальных орудий, происхождение инструмента для определения его в качестве русского народного, по его мнению, значения не имеет. Об этом свидетельствуют следующие выводы автора: “Несмотря на то, что происхождение гармоники с Россией не связано, а имеет западноевропейские истоки, она является подлинно русским народным музыкальным инструментом”.[69] Или: несмотря на искусственность происхождения андреевской и любимовской домр, обе они, “благодаря всеобщей распространенности, приобрели право признания их народными инструментами” (там же, стр.175).

Здесь, казалось бы, мы находим ключ к пониманию К. Вертковым сущности народности, которая приобретается с распространением инструмента в социальной среде: “Глубоко внедрившись в музыкальный быт того или иного народа, заимствованный инструмент превращается в собственно национальный. Признание народом инструмента-пришельца своим является совершенно закономерным, поскольку он занимает в музыкальной культуре этого народа равное положение с исконно национальным, а иногда играет в ней роль более значительную, чем другие инструменты”.[70]

Но где тогда критерий распространенного народного инструмента, отличающий его от массового? На этот вопрос ученый ответа не дает. Мало того, он допускает двойное толкование одного и того же инструмента. Так, выше мы показали, что К. Вертков признает гармонику подлинно русским народным инструментом, но следующее его высказывание заставляет усомниться в этом и отнести ее все же к массовым, а не народным: “Помимо народных музыкальных инструментов, в СССР находят широчайшее, почти повсеместное распространение такие инструменты, как гармоника (включая баян, аккордеон и так называемую “восточную” гармонику), скрипка, гитара (преимущественно семиструнная) и мандолина...”.[71] Подобная непоследовательность взглядов вызывает недоумение, и хочется надеяться, что это ошибка редактора “Атласа...”.

И все же важным, если не главным признаком народности, по его мнению, является распространенность музыкального инструмента в народной среде. Но вновь возникает вопрос: что он понимает под народной средой? Все население определенного региона или нацию, учитываются ли сословные (классовые) различия и, соответственно, особенности их инструментария? С одной стороны, мы видим, что практика его использования в городском и усадебно-помещичьем музицировании для К. Верткова не является традиционно народной,[72] с другой, “специфически ратные (военные) инструменты” (определение К. Верткова, там же стр. 106) тулумбас и набат он включает в классификацию народных инструментов.

Эти и другие логические несоответствия доказывают отсутствие в положениях К. Верткова теоретического стержня, цементирующего построение концепции, и прежде всего оно проявляется в эмпирическом понимании содержания дефиниции “народные музыкальные инструменты”, а точнее, в незавершенности представления об этой важнейшей научной категории.

Наконец, мы находим еще один важный признак народности, выделенный самим К. Вертковым в качестве определяющего. Но находим его не в работах, посвященных русскому инструментарию, а в статье об украинской кобзе, что не делает это открытие для нас менее значимым. К. Вертков пишет:”...Как ни интересен сам по себе вопрос, кому принадлежит честь создания того или иного инструмента, гораздо важнее знать, какое положение занимает, какую функцию выполняет он в быту данного народа. Именно этот критерий служит определяющим в признании народом инструмента своим, национальным”.[73]

Это важнейшее положение К. Вертков поместил в самом конце своей последней статьи[74] и, к сожалению, уже больше не развил его, не раскрыл содержания функций. Но для нашего исследования сегодня более важно не то, какие функции он имел в виду, а то, что на первый план в определении народности инструмента он поставил социальные функции и социальный статус, то есть социальные факторы. Таким образом, он наметил еще одно направление исследования инструментария, до сих пор не раскрытое в полной мере.