Метаморфозы промежности

– Нет!

– Как ни пытались хозяева сдвинуть свадьбу на любое другое число, Серёжа твердил, как зомбированный: «Цыганка нагадала, что только женившись в этот день, я буду счастлив». В конце концов, Бакулин признался, что в этой квартире живёт его знакомый ветеран войны, который может съехать только четырнадцатого числа. Потом рассмеялся и сказал, что ничего страшного, можно отправить молодых на недельки две на острова, отдыхать, а за это время квартиру приведут в «божеский вид». На том и порешили. Так вот, Игорь Витальевич, что вы на это теперь скажите?

– А вот теперь, Лида, наливай! – Стрелков сел и откинулся в кресле, закрыв глаза.

Ели и пили молча. Стрелков только иногда пристально вглядывался то в лицо Лиды, то в лицо Сергея. И только через час, когда бутылка закончилась, он неожиданно предложил:

– Лида, вы не хотели бы прогуляться со мной? Так сказать на свежем воздухе.

– А что уже от меня какие-то секреты? Так бы и сказали, я бы погулял часок, не маленький, – обиделся Сергей.

– Нет, Серёжа, ты тут не причём, просто действительно хочется прогуляться на свежем воздухе, – спокойно ответил Стрелков, – а ты, согласись, не лучший вариант для этого.

– Да, Игорь Витальевич, я буду готова через пять минут, – Лида кинулась в свою комнату.

– А вот теперь давай спокойно рассуждать! – Стрелков предложил ей взять его под руку. – Всё как в учебнике пятого класса. Сергей сегодня встречался с этим ветераном, Дмитрием Степановичем Тушевым, который живёт в интересующей нас квартире, по улице Кирова. Тот ему намекает, что у него большой конфликт с людьми из церкви из-за недвижимости и денег. Причём ветеран это уже ни на кого не надеется и обречённо ждёт своей участи.

Через несколько часов владелец этой квартиры, Бакулин Григорий Андреевич, приходит к Сергею и умоляет помириться с его дочерью, Катей, чтобы поженить их. Вечером, вы идёте к ним в гости, и, по моему и твоему совету, Сергей там разыгрывает спектакль по поводу квартиры и даты свадьбы. В результате имеем все основания говорить о том, что нам намекнули, что тринадцатого они уберут Тушева и квартира для сотрудника милиции будет свободна. Где они с дочерью причастного к убийству старика, будут жить долго и счастливо. Это что? Они нас или за дураков считают, или всё намного сложнее?

– Например, – подхватила Лида, – вы ничего не предпринимайте, а мы вашего Серёженьку в лучшем виде оформим на безбедное существование.

– Нет, ну это уже свинство, так думать о наших доблестных органах. Или это уверенность в том, что вверху сделают так, чтобы всё так и случилась?

– Не знаю, Игорь, – она остановилась и, приблизившись к нему, прошептала, – я так устала, хочется лечь и ни о чём не думать, хотя бы на несколько часов освободиться от всего этого.

– Лида, я, конечно, понимаю наглость моего поступка, но мы сейчас стоим перед моим домом, где нас ждёт горячая чашечка кофе с коньяком и бутербродики с маслом и осетриной. Зайдём?

– Только одно условие! Ни слова о работе!

– И они, конечно переспят! – заключил я.

– Нет, они будут стихи Лермонтова до утра читать! – парировала жена. – Это так просто, что вам мужикам не понять.

– Да, это для вас, оказывается очень просто: соблазнить молодого парня, заморочит ему голову, потом посватать его тут же с другой и, поняв, что ты выполнила свою трудную миссию на Земле, прыгнуть в постель к другому.

– Всё не так, всё намного сложнее.

– Что сложнее, дорогая? В народе давно уже придумали имена такому поведению женщины, самое приличное из которых – распутство. И ты, пропагандируя подобный образ личной жизни высокопоставленного сотрудника правоохранительных органов, ещё смеешь утверждать, что это произведение очень понравиться всем?

– Да, особенно женщинам!

– Только за то, что можно мужиков менять как перчатки?

– Ладно, милый, что мы ссоримся по пустякам? Если ты так буйно будешь реагировать на мои фантазии, я не буду заканчивать.

– Нет, не обижайся, я просто рассуждаю, поэтому давай доживём до завтра и может быть дождёмся хэппи энда?

– Ой, не знаю, не знаю, что мне дальше с ними делать? – закатила глазки моя ненаглядная, – но, ладно, до завтра что-то придумаю, отбой?

– Отбой!

День десятый