Метаморфозы сознания

— Что-что, — засмеялся Джеймс. — На этой планете появились спиртные напитки! Неделю назад один французский винодел откупорил партию своего… чёрт его знает, чего, напиток он творил из каких-то местных плодов вроде яблок. Пускай будет сидр, неважно. Так вот, он узнал, что плоды эти проходят последние глубинные проверки в Центре и не стал ждать, а просто позвал друзей, тоже французов — наверное, только у них в стране живут такие рисковые парни — и устроил вечер дегустации. А вчера он, живой и невредимый, представил этот сидр публике. Хелена в своём Центре за голову, наверное, хватается, но человек сорок уже эту отраву пригубило. И если через пару дней никто не помрёт, я к ним присоединюсь. Чтобы пораньше успеть. А то мало ли, может, в следующий раз он сделает вино из местных одуванчиков.

— Пьяница, — вздохнула Фиона, но капитан лишь снова рассмеялся, и она призналась себе, что тоже вовсе не прочь выпить. Диета последних месяцев, состоявшая из пищевых концентратов и воды, успела настолько ей надоесть, что девушка набросилась бы даже на плоды баклажанов, которые терпеть не могла с самого детства. Вот они, минусы освоения чужой планеты. Пока не проверишь детально биосферу, в пищу её употреблять нельзя. То есть можно, но только если выделить химическим путём все нужные витамины и минералы, а потом запихнуть их в разноцветную пасту и желе, обеспечив полную стерильность.

Полезно, питательно, даже вкусно, а всё равно жрёшь через силу, потому что это не еда.

Правда, на днях выступал какой-то мужик из Совета, рассказывал, что несколько видов местных растений прошли испытания и признаны безопасными, но на опытной делянке они пока что едва колосятся и созреют только через пару месяцев. Там, где нет ни лета, ни зимы, семена можно сеять когда угодно. Только всё равно придётся ждать, прежде чем испечётся первый хлеб.

— Надо будет позвать Хелену на дегустацию, — сказала Фиона. — Она никогда в жизни спиртного не пила. Даже представить боюсь, на что похож пьяный ординатор.

— Капитан Гленн, — ожил коммуникатор Джеймса. — Это Йозеф. Срочно, в диспетчерскую. Доктора Кристофоретти тоже прихватите, уверен, она где-то рядом.

Итальянка разочарованно вздохнула. Романтическое любование рассветом было безнадёжно испорчено. Хотя какой это, к чёрту, рассвет…

— Что этому уроду от нас надо? — спросила Фиона, поднимаясь со стула.

— По мелочам он бы звать не стал, — медленно проговорил Джеймс.

Мидгард, 11 июня. Хелена Моргенсен

Она не планировала сюда возвращаться. А уж её-то планы всегда отличались максимальной приближённостью к реальности.

Но на этот раз в её дела вновь вмешалось что-то вне её понимания. Хелена не испытывала ничего к Владимиру Рыжкову. Он был просто человеком, с которым она пообщалась. Ни родственных чувств, ни чего-то ещё.

И всё-таки она сюда вернулась.

— Ничего удивительного, — усмехнулся Рыжков, когда ординатор озвучила эти мысли. Сегодня профессор не стал доставать бутылку, за что Хелена была ему благодарна. Они вновь говорили на русском, и ординатор обнаружила, что разговор на полузабытом за это время чужом языке доставляет ей странное удовольствие. Прежде она такого не испытывала. — У тебя не атрофированы эмоции. Да, ты очень флегматична и думаешь чересчур рационально, но робота из тебя мы не сделали, да и не могли сделать. Ты была и есть человек.

— Но я не чувствую к вам эмоциональной привязанности.

— Потому что ты привыкла понимать те эмоции, что тебе доступны, с раннего детства. Сейчас ты испытываешь новые ощущения, а они иррациональны. Просто подожди, и время само разрешит эту задачу.

— Мой характер. Редуцированные эмоции и логическое мышление. Вы предполагали такой эффект? — задумчиво проговорила Хелена.

— Да. Мы исследовали несколько десятков савантов, пытаясь выделить нужные гены, и добились определённых успехов. Увы, оказалось, что нельзя создать полноценного ординатора, просто усилив какие-то процессы в теле или ослабив другие. Все зоны мозга многофункциональны, и их изменение затрагивает разные виды деятельности организма. Так же как и нейротрансмиттеры, над которыми мы работали — отсюда странности савантов. Мы понимали, что дети-ординаторы будут резкими флегматиками — это неизбежная плата. Но, конечно, мы знать не знали, что произойдёт через двенадцать с лишним лет.

— Значит, именно поэтому я равнодушна к сексу?

— Разве тебе это мешает?

— Нет, но ведь это не единственное отличие, — вздохнула Хелена. — Я слишком сильно отличаюсь поведением от нормальных людей, и я изгой в любой компании. На работе, например. Меня понимают очень немногие. У меня нет друзей, кроме Фионы — а она такой же модификант.

— Фионы? — нахмурился Рыжков.

— Фиона Кристофоретти, линия ускоренного анализа информации.