Метаморфозы. Тетралогия

Наконец Лиза вздохнула и выдохнула, закурила, глубоко затянулась, убрала зажигалку в карман.

– Не собираюсь обсуждать детали, – сказала глубоким, спокойным, почти равнодушным голосом. – Но по сути – нас присвоили. Как мы присваиваем вещи или понятия…

Левой рукой, свободной от сигареты, она потянулась к телевизионной панели, и рука удлинилась, будто телескопическая антенна, вытянувшись метра на три. Коснувшись экрана, ладонь расплылась, растеклась тонкой пленкой, стали видны кости и сухожилия и сквозь них – диктор, читающий прогноз погоды. Секунда – диктор закашлялся, прижимая ладонь к горлу, не в силах сказать ни слова, глядя в камеру испуганными глазами. Лиза отняла руку от экрана. Заискрил провод за панелью. Экран погас.

– Как мы присваиваем вещи, понятия или людей, – повторила Лиза, разминая пальцы. – Но мы уже – после экзамена – части Речи. Ни один из нас не целое и никогда не будет целым, а только часть, фрагмент…

Сашка помахала рукой перед лицом, отгоняя дым, и отступила на несколько шагов. «Речь будет пользоваться вами», – сказал когда-то Олег Борисович Портнов…

Сашка встала на цыпочки перед телевизионной панелью и дотянулась до экрана. Присвоила пластиковую рамку, начиненную электроникой, но не ощутила внутри ничего, кроме микросхем, контактов и типовых плат.

– Молотком постучи, – насмешливо сказала Лиза за ее спиной. – Отличница.

– Теперь ты у нас лучшая на курсе? – Сашка потерла ладонь. Кожа почесывалась, как после пары комариных укусов.

– «Пятерка» у Физрука, – самодовольно заметила Лиза, – это десятка у любого другого препода.

– Ты будешь очень полезной, хорошо образованной частью Речи, – сказала Сашка.

Она ждала ответной колкости, но Лиза молча затянулась, огонек сигареты уже почти касался ее пальцев.

– А что мне остается? – сказала после долгой паузы. – У нас не спрашивали, когда зачисляли в Институт. Не спрашивали, когда заставляли учиться. Знаешь, сколько раз мне снилось, как я убиваю… своего куратора?

Она снова затянулась, жадно, как приговоренный на эшафоте.

От сигаретного дыма сработала пожарная сигнализация.

* * *

Без пяти минут восемь белый конверт формата А4 лежал на столе, рядом со стопкой старых учебников, рядом с картонным стаканчиком из-под кофе. Он лежал и ждал своего часа: «Работа НО 2». Сашка отвела взгляд.

В трусах и майке выйдя на балкон, она вдохнула осенний воздух с остаточным шлейфом лета, увядающих школьных цветов; расходился реденький осенний туман. Сашка стояла, не чувствуя холода.

В упражнениях Лизы не было города с черепичными крышами. И в упражнениях Кости не было никакого города. Были другие образы, декорации, а какие – никто из однокурсников, пожалуй, не скажет. Как Сашка не хочет никому говорить о чудовище, живущем в башне…

Послышались шаги на балконе второго этажа. Внизу, прямо под Сашкой, облокотился о перила Андрей Коротков, закурил и только тогда посмотрел вверх. Чуть не выронил сигарету; Сашка помахала ему рукой. В конце концов, не голышом ведь она стоит, и отчего Андрей так удивляется при виде девушки в трусах? Он ведь не школьник?

Она вернулась в комнату, села к столу и сконцентрировала взгляд на трех красных точках в центре.

* * *

За окнами четырнадцатой аудитории светило солнце и опадали желтые листья с лип. Умом Сашка понимала, что они желтые и что стены в аудитории светло-бежевые, волосы Стерха пепельные, а воротник его рубашки белый. Но все, что попадалось ей на глаза, наливалось оттенками красного: алый, рубиновый, киноварь, гранат. Цвет давил, хотелось зажмуриться, но под веками все было то же самое и хуже: красное небо. Красный флюгер. Острие из-под ключицы.

Перед Стерхом лежала Сашкина тетрадь с кривыми строчками, выписанными кровью: «Я не буду этого делать я не буду этого делать я отказываюсь я отказываюсь я отказываюсь». Слова повторялись, наползая друг на друга, и казалось, что Сашка написала, пусть и неровным почерком, длинное подробное сочинение.

– Ваш планшет до сих пор в починке, – проговорил Стерх, не глядя на Сашку. – Следующее задание снова получите в конверте.

– Николай Валерьевич, это бесполезно, – она водила взглядом по комнате, пытаясь не концентрироваться ни на чем, так ей было немного легче. – Я отказываюсь.

– От чего? – спросил он тихо. – От кого и от чего вы отказываетесь? От себя, от предназначения, от будущего?!

Сашка с удивлением поняла, что Стерх в бешенстве и говорит так тихо только затем, чтобы не орать в голос.

– Вы отказываетесь бороться, отказываетесь что-то менять, есть, пить, спать, вставать по утрам из постели? Отказываетесь от работы над ошибками? И что, вы думаете, будет с вами дальше?!

– Да я бы сто раз уже согласилась! – вырвалось у Сашки. – Как согласились все мои однокурсники! Те из них, кто выжил… Но я не могу, понимаете? Я не могу принять, а он не может меня заставить. Это замкнутый круг.

– Он? – тихо переспросил Стерх.

– Я давно догадалась, чья проекция там сидит в башне, – отводя глаза, сказала Сашка. – Одна из бесконечного множества его проекций. Зачем он вернул меня в Институт, зачем он требует невозможного?!