Метаморфозы. Тетралогия

– Конечно, есть, – Антон Павлович поправил воротник тщательно выглаженной домашней рубашки. – Мы обычно ставили две елки и наряжали еще одну во дворе, но потом она высохла, и пришлось спилить…

Сашка подошла ближе. Игрушки были тщательно отсортированы: ряд старинных фигурок, снеговики, конькобежцы, клоуны, каждой игрушке лет по семьдесят, наверное. Фонарики и сосульки, которым лет по пятьдесят. Старые и современные, вычурные и простые, и в каждом стеклянном шаре Сашка видела свое отражение.

– Целая коллекция, – сказала она, боясь прикоснуться.

– Есть еще другие, маленькие, – Антон Павлович склонился над пустеющим ящиком. – Вот…

Он вытащил со дна, покрытого слоем ваты, пригоршню разноцветных елочных шаров размером с вишню.

– Как славно, Саша, что вы пришли. Я уже не так хорошо вижу, а это тонкая работа. Но орехи и фольгу мы тоже пристроим к делу, не сомневайтесь…

Сашка кончиками пальцев взяла со стола большой красный шар, поднесла к свету. Грамматический разбор – на троечку. Верификация – на четверку, визуализация – на пять; она увидела в шаре отражение светловолосой женщины в нарядном платье, а рядом мальчика лет десяти, а рядом – ветки огромной елки с уже горящими елочными огнями. Люди в шаре двигались и разговаривали, Сашка могла бы прочитать слова по их губам, но рука дрогнула, и Сашка, боясь разбить игрушку, положила шар обратно на столешницу.

– Что с вами? – тихо спросил Антон Павлович.

– Мать Ярослава, – сказала Сашка. – Что с ней случилось?

– Она болела, – старик опустил плечи. – Это было давно… Сыну только исполнилось двенадцать. Но я помню, будто вчера…

Сашка прикинула расстояние по времени. Нет, сейчас она не дотянется. И ведь время дискретно, если спасти ту женщину – получится совсем другой Ярослав и другой Антон Павлович, может быть, счастливее. Но другие.

– Скоро мир изменится, – сказала Сашка. – В нем никто больше не будет умирать.

– Это невозможно, – он улыбнулся, немного встревоженный ее реакцией. – Но если вы так хотите, пусть будет. Пусть все живут вечно.

* * *

Телевизора в доме не было, часы с большим маятником отставали минуты на две, Сашка вовремя вспомнила, что у нее есть планшет, а на планшете – таймер с секундной стрелкой. В половине двенадцатого она запустила отсчет времени и мельком зацепила краем глаза список файлов, присланных на почту. На верхней строчке лежал новый, ни разу не открытый файл от Физрука – теперь уже точно от Физрука, с его официального адреса. «Я не убиваю студентов, – вспомнила Сашка. – Я давал вам задания «со звездочками», усложненные. Это тоже учебный процесс…»

Она не стала ни раздумывать, ни колебаться. Два касания пальцем – и нет никакого файла, и, вполне вероятно, нет никакого Физрука. Она в полном праве – она на каникулах…

Закурлыкал дверной звонок – кнопка, как Сашка давно выяснила, помещалась с той стороны калитки. Неизвестно, кто явился в ночь за двадцать минут до Нового года, и Сашка подобралась.

– Я сама, – сказала она Антону Павловичу, которому тоже явно сделалось не по себе. Сашка сунула ноги в ботинки, не зашнуровывая, накинула куртку на плечи и вышла в морозный темный двор. Загорелась, отвечая на движение, лампочка под крышей.

Была идеальная новогодняя ночь – и желать нельзя ничего лучше, безветрие и легкий снег, и небольшой мороз только затем, чтобы не разводить слякоть. По снежным искрам в свете уличной лампочки Сашка прошагала к калитке и поняла, что ее роста не хватает, чтобы заглянуть через забор. А дверного «глазка» в калитке не предусмотрено.

– Кто там? – спросила она начальственно, резко, давая понять гостю, что его здесь не ждали.

Последовала длинная пауза. Потом в замке калитки повернулся ключ, и это было как в кошмаре – ты не желаешь впускать чудовище, а оно лезет.

Калитка открылась. Сашка увидела Ярослава Григорьева в черном пальто со снегом на плечах, с букетом сосновых веток и чемоданом на колесиках, на длинной ручке. Сашка смотрела на него, шел снег, пауза тянулась, становилась неприличной…

– А позже ты не мог? – спросила она неестественно-тонким голосом.

* * *

До Нового года оставалось шесть минут. Потом пять. Антон Павлович сидел в одиночестве за накрытым столом, глядел на украшенную миниатюрную елку и терпеливо ждал.

Ярослав стоял на кухне, лицом к окну, ладонями упираясь в подоконник. Сашка перебирала продукты на столе – одинокие картофелины, вареные морковки, обрезки свеклы, оставшиеся от салатов.

– Саш, – проговорил он шепотом. – Это… как-то слишком. Я не хочу… никому портить Новый год. Давай потихоньку встретим и потом сделаем так, чтобы ты счастливо жила собственной жизнью, а о своем отце я позабочусь сам.

– Я должна тебе что-то сказать, – пробормотала Сашка.

– Ты мне ничего не должна. Ну что за игры – отрубать хвост по частям…

– Понимаешь, я не человек, – сказала Сашка с отчаянием. – Я убийца реальности и разрушитель грамматики. Я сингулярность… Пароль. Прости меня, пожалуйста, я не могу это изменить. И не могу скрывать от тебя. Вот и все.

* * *