Метанойя

Маленькая темная камера вопреки ожиданию, не показалась мне ужасной. Я даже был рад, что наконец-то оказался в одиночестве, и, устало повалившись на деревянный помост, заменявший нары, со спокойным интересом оглядел интерьер. Именно таким я все и представлял– цементная «шуба» на стенах, тусклая лампочка в маленькой зарешеченной нише над дверью, почти не дающая света, старый унитаз– настоящее достижение цивилизации по сравнению с фольклорными ржавыми бочками параши, облезлая почерневшая раковина с медным краном, «эстрада» вместо койки… В этом мирке ничего не меняется веками.

Закрыв глаза, я попытался сосредоточить свои мысли на событиях сегодняшнего дня, но абсолютно безуспешно. Мозг буквально кипел, выдавая самые абсурдные комбинации слов и образов. Сергеев погорячился, когда сказал, что любой психиатр признает во мне симулянта. Если уж меня можно было считать нормальным, то остается только догадываться, какими бывают истинные сумасшедшие.

Мало-помалу все начало отступать на второй план под влиянием увеличивавшихся с каждой секундой болей во всем теле. Изголодавшийся по наркотику организм настойчиво пытался заявить о себе ломотой всех суставов. Пальцы мои нестерпимо ныли, колени готовы были вывернуться в обратную сторону, и я никак не мог найти подходящего положения для ног, вертясь на помосте, как пропеллер. Меня вдруг пробрал жуткий холод и, несмотря на то что в камере было достаточно тепло, а я был одет в толстый свитер и куртку, у меня зуб на зуб не попадал. Ежесекундно шмыгая носом, с которого буквально рекой текло, я ожесточенно растирал руками леденеющие ноги и все равно не мог согреться. Самое ужасное было то, что пытка только начиналась, и я не представлял, как пройдет ночь. У меня появилась сильная одышка, как будто я только что преодолел бегом несколько лестничных маршей, а лицо покрылось противной липкой испариной.

Тяжелая дверь открылась, и толстый сержант знаком приказал выйти. С трудом взяв себя в руки, я поднялся с «эстрады» и выполз из камеры на подгибающихся ногах. Командир провел меня по коридору в другую камеру с решеткой вместо двери. Как я понял, она предназначена для проведения следственных действий– здесь был лишь стол, прикрученный к полу здоровенными болтами, и пара стульев. Тут меня ждал Сергеев и с ним пара типов в гражданском, с любопытством уставившихся на меня. Я догадался, что это понятые. На полу возле стола лежала сумка, очень похожая на одну из моих. Сергеев кивнул, перехватив мой взгляд.

– Мои ребята сами съездили к тебе, привезли кое-что из одежды. Надеюсь, ты не против? Просто я прикинул, что везти тебя туда , то до се, только канитель разводить, а так все быстрее будет. Они тебе купили сигареты, чипсы, сок, шоколад– в общем, сам увидишь.

Я махнул рукой.

– Мне без разницы– со мной, без меня… От этого ничего не меняется. Ты только ключи от квартиры отдай Кольцовой.

– Позже. Пока они у меня будут– квартира-то опечатана. Не волнуйся, там все в порядке. Сейчас переодевайся, мы сделаем официальное изъятие у тебя личных вещей. Все по закону, понятые присутствуют…

– Свитер-то оставишь? А то в камере холодно.

Сергеев прикинул в уме.

– Давай куртку, джинсы и ботинки. Там в сумке спортивный костюм и кроссовки, это и в тюрьме тебе пригодится.

Я невесело усмехнулся и молча переоделся, чувствуя себя очень паршиво под взглядами незнакомых людей. Следователь сложил одежду в полиэтиленовый пакет и, перевязав ручки веревочкой, запечатал ее концы сургучом. Быстро заполнив бланк протокола, он дал расписаться на нем понятым и попросил конвоира проводить их. Потом закурил сигарету и присел на краешек стола.

– Ну, старик, крепись. Ты бы все-таки подумал насчет деятельного раскаяния и чистосердечного признания. Суд всегда принимает во внимание наши характеристики. А терпилы– стопроцентные бандюги, у каждого целый хвост судимостей и досье в отделе по борьбе с наркотиками. Так что у тебя были бы неплохие шансы получить по минимуму лет восемь, а может, и меньше. Там помиловку бы написал, условно-досрочное опять же, глядишь, лет через пять, а то и четыре уже и освободился бы. Главное, это вполне реальный вариант, а своим упорством ты только вызовешь раздражение у судей, и тебе влепят на полную катушку.

Я покачал головой:

– Антон, я очень ценю твои добрые советы, но пусть все идет как идет. Хорошо?

– Смотри, Джем, тебе решать. Мне-то в любом случае ни холодно, ни жарко. С твоим признанием, без него– дело, считай, уже готово, а остальное все формальности.

– Я понимаю. И в любом случае спасибо тебе за человеческое отношение. Кстати, еще одна просьба– у меня в камере нет ни матраса, ни одеяла. Здесь что, порядки такие?

Он успокоительно покачал головой.

– Не волнуйся, выдадут. Я им напомню. Ну что, я побежал? Завтра увидимся…

– Постой, постой, Антон. А тебе Кольцова сказала про мою знакомую?