Метанойя. Две стороны Александрины

– Ой, совсем забыла про затмение, – выдохнула она. – Даже не знаю, Саш, мне нужно завтра быть в офисе до вечера. Если только Вильгельмовна сжалится, все же пятница. И если бы не аврал с документацией, я бы ушла как обычно. А во сколько это случится?

– Астрономы объявили, что начнется в четыре тридцать вечера и продлится достаточно долго, там ведь какой-то парад планет, а луна и две планеты будут закрывать солнце от нас.

– А что с Кириллом?

– А с Кириллом ничего, – грустно отозвалась я. – Наверное, мы расстались.

– Наверное? Саш, как это понимать? Мы все думали, будет свадьба. Что случилось?

– Потом расскажу, ладно? Не хочу сейчас портить настроение.

После разговора я побрела по дому. Последнее время меня не покидало чувство разбитости, часто хотелось прилечь и лежать в тишине, глядя в одну точку. Может быть, это болезнь, или противная депрессия. Мне одиноко, отец весь в работе, и Кирилла рядом теперь нет.

Поднявшись на второй этаж, я вошла в комнату отца. Там на столе всегда стояла рамка с фотографией счастливого момента нашей семьи, где папа и мама со мной. Присев на кровать, я засмотрелась на родные лица.

Мама… В день, когда мне исполнилось десять лет, к нам в дом постучали полицейские. Папа закрыл дверь в зал, где были мы с друзьями, и о чем-то долго разговаривал с мужчинами в форме. Позже я заметила, что у отца красные глаза и трясутся руки. А вечером, когда все гости ушли, узнала, что мама пропала. Она не уехала в другой город, как мне говорили до этого. Мама пропала. С тех пор я часто видела, как папа плачет. Судорожно и сотрясаясь всем телом, прикрывая рот сжатым кулаком. После этого я какое-то время жила в доме Зои, моей кузины. Отец Зои и моя мама – родные брат и сестра, их дом находится на одной улице с нами, что очень помогало мне без проблем возвращаться домой, когда папа приходил из рейса.

С тех пор прошло пятнадцать лет. Мама так и не вернулась домой. Я очень скучала по ней, это чувство потери материнской любви, отсутствия солнца рядом, которое дает тепло и жизнь. Время в доме Зои покрывало мое одиночество лишь на малую часть, моменты, проведенные с отцом, были наполнены любовью, но они ничтожно коротки. Мое внутреннее место для мамы оставалось пустым и причиняло мне душевные страдания. И вот сейчас, когда из моей жизни ушел Кирилл, похожая пропасть поглощает меня снова.

Следующий день протекал как обычно. Мы с отцом позавтракали, и он уехал в порт. Я отправилась в свой магазин парфюмерии, забрала выручку за неделю, взяла заказ помощницы на товар и снова приехала домой. Когда заваривался чай, из комнаты под лестницей раздался грохот. Заглянув внутрь, я увидела на полу лыжи и палки, видимо, соскользнули по стене, обычно они стоят в углу за шкафом.

После того случая со страшным вызовом мы превратили эту комнату в склад разных вещей, только небольшой диван остался стоять с тех времен. Стена, на которой мы рисовали пентаграмму, осталась свободной, за исключением большого распятия прямо на том самом месте. Распятие повесил папа, когда вернулся из рейса и узнал, что что-то произошло в нашем доме. Вколачивая гвоздь в стену, отец плакал и шептал какие-то слова. Я тогда не поняла, что с ним.

Вообще, много чего-то скрытого и недосказанного в нашей семье. Еще до маминого исчезновения я помню странные разговоры между родителями, отец постоянно куда-то не пускал маму, умолял, просил и даже ругался. О том, куда она уходила и чем занималась, говорилось почти шепотом. Папа часто заключал, что однажды все это плохо кончится. В какое-то время мама не приходила домой несколько дней. Мне сказали, что она уехала в другой город по делам. А потом пришли полицейские. Но до сих пор я живу с надеждой, что мама жива, просто не с нами. Я бы очень этого хотела.