Метаполитика

Первый путь был осесть на своей собственной территории и начать обрабатывать ту землю, которая была под ногами. При этом, конечно, вся социальная структура племени оказывалась под угрозой: родовая знать, естественно, не собиралась сама браться за ручки плуга, простые же воины если и готовы были пахать, то уж во всяком случае не чужой участок. Угроза раскола была главной опасностью на этом пути; как велика была эта опасность, можно проследить на примере двух великих народов – галлов и хуннов.

Когда в начале IV века до Р.Х. полчища кельтов-галлов вторглись в Древний Рим, это был еще народ, целиком принадлежащий эре кочевой и скотоводческой. Для них «считалось постыдным возделывать землю собственными руками. Земледелию они предпочитали пастушеский образ жизни и даже на плодородных равнинах реки По занимались преимущественно разведением свиней, мясом которых питались и вместе с которыми проводили дни и ночи в дубовых рощах» (51, т. 1, с. 307). Вытесненные из Италии, галлы осели на территории современной Франции, а три века спустя Цезарь, вступивший туда во главе римских легионов, не застал уже былого единства. У некоторых племен процесс оседания зашел довольно далеко; люди трудились на полях, жили в довольно больших городах, окруженных грозными деревянными стенами, делились на классы (жрецы-друиды, всадники и простой народ, находящийся в весьма жалком состоянии), имели даже подобие голосового «телеграфа», когда новость криком с поля на поле передавалась за день на 160 миль. Другие племена (в основном северные) цепко держались за традиции кочевой жизни. Но в сущности линия разрыва проходила не между отдельными племенами, а гораздо глубже. «В Галлии не только во всех общинах и во всех округах и других подразделениях страны, но чуть ли не в каждом доме существовали две партии» (82, с. 123). Одна – прогерманская, сопротивлявшаяся оседанию, имевшая наибольшую власть в племени секванов; другая – проримская, полностью восторжествовавшая, например, в племени эдуев, которые во все времена военных действий были верными союзниками римлян.

Следует отметить, что у осевших племен боевой дух был гораздо слабее, чем у кочующих собратьев. «Близость римских провинций и знакомство с заморскими товарами способствовали развитию у них благосостояния и новых потребностей; благодаря этому они мало-помалу привыкли к тому, что их побеждали» (82, с. 130). Однако, играя на борьбе партий, римляне последовательно раскалывали или стравливали между собой племена, продвигались все дальше и дальше на север и запад, пока не захватили всю Галлию. И вскоре некогда гордый и самобытный народ окончательно утратил свой язык, обычаи, внутреннюю связь и растворился среди населения империи.

Могучая кочевая держава Хунну в течение нескольких веков (III век до P. X. – I век после P. X.) вела успешную борьбу с оседло-земельческим Китаем. Хотя по населенности и богатству Китай превосходил хуннов во много раз, по размерам территории и по военной мощи противники были почти равны между собой. В мирном договоре, заключенном в 162 году до P. X. между императором Вэнь-ди и Лаошань-шаньюем, «Китай и Хунну признавались двумя равными государствами, причем Китай «из сочувствия» к холодному климату в стране своего соседа обязывался ежегодно отправлять на север, к хуннскому шаньюю, известное количество проса и белого риса, парчи, хлопка, шелка и разных других вещей. (Конечно), это была завуалированная дань» (22, с. 90, 193). Семьдесят лет спустя хунны опять разбивают китайскую армию и опять требуют лишь одного – товаров земледельческого общества, разрешения свободной торговли на границе.

Тем временем «люди Китая все время разными путями попадали в степь и оседали в хуннских владениях. Первая мощная волна эмиграции имела место при императоре Цинь (221 год до P. X.)… Императорские министры отмечали высказывания пограничных рабов, что у "хуннов… жить весело"» (22, с. 147). Перебежчики, пленные, похищенные женщины, постепенно ассимилируясь, одновременно прививали хуннам навыки земледельческого труда, вкус к комфорту; «в источниках начинают упоминаться посевы проса» (22, с. 215). Брожение умов все усиливалось, давно намечавшийся раскол углублялся, и наконец в I веке после P. X. произошел решительный разрыв: кочевая держава распалась на два государства – южных и северных хунну, которые стали заклятыми врагами. Причем так же, как и в Галлии, разрыв этот произошел не между родами, а внутри их. «На юг ушли «старшие и почтительные отроки» – носители родовых традиций», на севере же образовалась орда, устроенная в виде военной демократии. Южные хунну все больше оседали на земле и в конце концов были поглощены Китаем, как галлы – Римом. Северные, ослабленные расколом, утратившие внутреннюю прочность родовых связей, поддерживавшихся «старцами», откочевывали все дальше на север, пока не растворились в Великой степи.