Главная соперница Венеции на Средиземном море – Генуя тоже имела олигархическую форму правления, однако не столь откровенную. Там «дело дошло до того, – сообщает Макиавелли, что из-за потребностей республики и услуг банка Святого Георгия большая часть земли и города, состоящая под управлением Генуи, перешла в ведение банка: он хозяйничает в них, защищает их и каждый год посылает туда своих открыто избранных представителей, в деятельность которых государство не вмешивается… Оттого в Генуе так легко и происходят всевозможные перевороты, подчиняющие генуэзцев то власти одного из сограждан, то даже чужеземца, ибо в государстве правление все время меняется, а в банке Святого Георгия все прочно и спокойно… На одной и той же территории, среди одного и того же населения одновременно существуют и свобода и тирания; и уважение к законам, и растление умов; и справедливость и произвол… И если случится, что под власть банка Святого Георгия попадет вся Генуя, то эта республика окажется еще более примечательной, чем Венецианская».
Флорентийская синьория переродилась в олигархию в тот момент (1323 год), когда «синьоры и их коллеги, чувствуя себя достаточно сильными, изменили порядок свободных выборов, присвоив себе право заранее намечать новых членов на следующие сорок месяцев (то есть комплектовать двадцать составов правительства вперед – по два месяца каждому). Записки с именами заранее отобранных членов синьории складывались в сумку и каждые два месяца извлекались оттуда (по жребию)» (50, с. 330, 78). Здесь примечательна краткость срока нахождения у кормила государства – два месяца. Действительно, за такое время никакой группе людей практически невозможно было злоупотребить властью в свою пользу. Но, застраховав себя от злоупотреблений, флорентийцы одновременно лишили свое правительство возможности также и совершить что-либо решительное в сфере внешней политики; кроме того, и уважение к таким краткосрочным сановникам должно было быть невелико. Действительно, членов синьории нередко осаждали в их дворце, прогоняли, а порой и убивали. При таком странном устройстве олигархии приходится удивляться не тому, что она в конце концов была вытеснена тиранией Медичи, а тому, что она существовала так долго. И если за это время Флоренция явила миру такой блеск богатства и культуры, возвела, такие соборы, взрастила таких писателей, художников и ученых, если она была притягательным центром для тысяч людей, а изгнание из нее переживалось гражданами как ужасное несчастье, то во всем этом должна быть заслуга и ее правителей – этих безвестных синьоров, сменявших друг друга так быстро, что их недостатки не успевали сказаться на жизни республики, а достоинства не давали свободе перейти в полную анархию. И все же обеспечить внутреннюю стабильность общества, оградить его от мятежей и кровавых раздоров эта власть не смогла и после жестокой борьбы вынуждена была уступить единовластию.
Изменение формы правления – отнюдь не обязательное условие перерождения сути и характера олигархической власти. Правительственные учреждения могут остаться теми же, но изменятся люди, в них заправляющие, и через несколько лет страну будет не узнать. Причем политическое торжество неведенья при сохранении олигархии легко узнается по одному-единственному признаку: наружу перестают поступать какие бы то ни было сведения о внутренней жизни Мы. Взимание налогов, устройство суда, сами законы, распределение собственности, реальные права жителей, организация и поступки местной власти, технология производства, нравы обывателей, методы пополнения правящей группировки, цены на продукты – все вдруг оказывается покрыто панцирем жутковатой секретности, всякая мелочь поднимается до уровня государственной тайны. Ни один голос не может прорваться сквозь глухую стену цензуры и страха и донести до нас какое-нибудь объективное свидетельство. Иностранцам обычно чинятся всякие препятствия для въезда, а тем, кого пустят, покажут только то, что можно, и говорить дадут только с тем, кто «не подведет».
Новые исторические произведения не пишутся, старые уничтожаются или переделываются на новый лад. Даже из художественных произведений почерпнуть ничего не удается, ибо все искусства чахнут в этой атмосфере и исчезают.