Метаполитика

Сознание грандиозности этих перемен, отраженное в терминах «промышленный переворот», «научно-техническая революция», «новое индустриальное общество», породило настоящий взрыв социальных идей и течений, стремящихся перестроить имеющиеся Мы в большем соответствии с небывалыми возможностями, открывшимися перед каждым Я. Новые формы находятся еще в процессе становления, порой мучительного, порой опасного для соседей, порой, самоубийственного, и сейчас трудно предсказать, во что они выльются, достигнут ли когда-нибудь того же относительного единообразия, как Мы земледельческой эпохи. Но то, что многие закономерности общественного бытия людей, проявившиеся в далеком и недавнем прошлом, сохранят свою силу и в будущем, то, что эти закономерности могут помочь нам в выборе пути,- в этом сомневаться не приходится. Путь же ищется не к абстрактной цели, а к такой, достижение которой может изменить жизнь каждого из нас. Ибо в жизни нашей есть, блага, даруемые судьбой,- здоровье, талант, преуспеяние любовь, но есть неоценимые блага, – которые может дать лишь тот или иной общественный уклад: внутренний мир и порядок в государстве, внешняя безопасность, всеобщее богатство, высокая культура, личная свобода. Поэтому можно заранее предвидеть, что самый горячий, самый, корыстный интерес, внутренний нерв и устремленность всей этой книги составит простейший вопрос? как, каким образом народы достигали жизни свободной, цветущей, могущественной и как, из-за чего они эту свободу, силу, процветание утрачивали.

II. СТАТИКА ИСТОРИИ

1. Важнейшие функции жизнедеятельности Мы

В 1851 году произошло два события, беспрецедентных для мировой истории. Об одном из них – первой Всемирной выставке в Лондоне – писали газеты всех цивилизованных государств. Другое прошло почти незамеченным и запечатлелось лишь где-то в глубинах статистических отчетов. Состояло оно в том, что впервые в одной из стран мира, а именно в той же Англии, численность городского населения сравнялась с числом сельских жителей и начала неумолимо обгонять его. И если когда-нибудь будет решено отмечать дату рождения индустриальной эры, думается, что именно второе, менее заметное событие послужит решающим аргументом к тому, чтобы выбор пал на 1851 год.

Конечно, для рождения исторической эры требуется не один год, не десятилетие, даже не век. Невидимыми ростками, едва заметными переменами, маленькими победами над волями не-Я, не-Мы прорастает она в эре предшествующей, и только много лет спустя остраненный взор историка может заметить: вот где-то здесь, между этим и этим столетием, микроскопические сдвиги сгустились в скачкообразное, неузнаваемое изменение всего уклада человеческой жизни. Так, сравнивая век XV до и после Рождества Христова, мы обнаружим, что разница между ними гораздо меньше, чем между веками XVIII и XX нашей эры. Связано это с тем, что вся мировая история до XVIII века есть в сущности история оседло-земледельческих Мы. Родо-племенные, кочующие Мы вторгаются в нее чаще всего как внешняя разрушительная сила, и наши знания о них все еще разрозненны и недостоверны. Мы государственно-индустриальные целиком принадлежат разделу новейшей истории, находятся в процессе становления, не дают достаточного материала для обобщений. Только Мы земледельческой эры изучены во всей пестроте, многообразии, изменчивости и в то же время законченности своих. форм. Их-то и следует избрать в качестве первого объекта для наблюдений. Но где бы мы ни оказались, в Древнем Египте или в Иудее, Ассирии или Вавилоне, во Франкском королевстве или Венецианской республике, Византии или Киевской Руси, будем стараться всюду за пестротой и непохожестью культур, обычаев, костюмов, построек, политических формаций и верований разглядеть черты, общие всем Мы на протяжении этих тридцати веков.