Конечно, человек бесконечно многограннее, чем изложенная здесь схема. Душа его полна непостижимых тайн — тайны Божественного трепета, тайны любви, тайны восторга перед прекрасным. Но в исторической жизни, в сменах племен и поколений человек является не в неповторимости своей, а как раз в том, что в нем есть неизменного и общего со всеми людьми. Самое же общее всем людям, попросту суть человека, — это воля, сознающая свою свободу внутри царства я-могу и напрягающая все физические силы и все возможности дарованного ей разумного сознания к сохранению и расширению пределов этого царства. С помощью такого «ключа» я и собираюсь искать внутреннюю связь и объяснение исторических событий на том отрезке человеческой истории длиной примерно в пять тысяч лет, который доступен сейчас исследователю.
3. Воля Мы как средство расширения индивидуальных я-могу
Где бы наш взор ни обнаружил homo sapiens, в самой отдаленной исторической эпохе или на затерянном в океане островке, мы всюду застаем его уже существом общественным. Род, племя, фратрия, клан, нация, государство — в таких формах являются нам воли Я, слившиеся в некое целое — в волю Мы.
Любое Мы, от простейше первобытного до современно изощренного, образуется одним и тем же приемом: на все воли Я обычаем или законом наложен ряд единообразных запретов, ряд искусственных границ не-могу, нарушение которых влечет либо наказание, либо изгнание из Мы. Границы-запреты накладываются на отношения с тем, что мыслится как высшая воля, — правила религиозного (или антирелигиозного) культа, на отношения с властью — обязанность повиноваться, на отношения с другими членами Мы — уголовный закон, семейное право, охрана собственности.
Законы и обычаи могут быть разными, но сущность их и значение для жизнеспособности и целостности Мы оставались одни и те же. Будь это «не могу отказать в гостеприимстве» ирокеза, или «не могу обнажить меч против соплеменника» гунна, или «не могу иметь денег» спартанца, или «не могу развестись» католика, или «не сотвори себе кумира» еврея — всюду смысл законодательства сводился к установлению однородной границы-запрета, одинаковой для всех индивидуальных воль, входящих в Мы (или для воль одного сословия, касты, класса). Система таких искусственных границ и образует социальную структуру любого Мы, формирует общественный организм.
Спрашивается: почему же воля, вечно стремящаяся к расширению своего я-могу, соглашается терпеть эти границы-запреты?
Да потому, что взамен я-могу, отнятого законом, она получает несравненно более обширные я-могу, предоставляемые ей бытием в Мы. Ибо закон, отнимая, одновременно и дарует: ирокезу — «я могу не умереть с голоду, оставшись без всяких припасов»; гунну — «я могу уцелеть, живя рядом со свирепым соплеменником»; спартанцу — «я могу не бояться своего обеднения или обогащения соседа»; католику — «при всех обстоятельствах могу сохранить семью»; еврею — «могу остаться с избранным народом, получившим завет от Бога». Часто бывает, что даже человек, не согласный на предлагаемый обмен, не признающий правильность того или иного закона, готов терпеть его ради целостности Мы, которую этот закон обеспечивает. Уж лучше какое угодно Мы, как бы говорит он сам себе, пусть даже с нелепыми и жестокими законами, чем развал, анархия, беззаконие. И на этом-то свободном выборе, совершаемом негласно всеми членами Мы, и держится могущество всякой власти. Ибо власть — это как раз тот инструмент, который призван обеспечить спокойствие и порядок в Мы, охранять его от внешних и внутренних покушений, поддерживать прочность границ-запретов.
Значение Мы для жизни человека переоценить невозможно.