Метель

Устав ждать и прислушиваться к каждому шороху за окном, иду в комнату, чтобы закрыться и погрузиться в собственные мысли, которые весь день прерывались дедушкой и соседкой, которая забежала на полчаса, а развлекала нас сплетнями почти три.

Утешаю себя внезапно возникшими у Лёши делами, которые не позволили организовать встречу. Ведь может быть, человек занят? Вполне. У меня тоже часто возникают моменты, когда нет минуты ответить на сообщение, вспоминаешь о нём лишь вечером, когда берёшь телефон и просматриваешь оставленное в долгий ящик. Хочу надеяться, что только нечто важное остановило Алексея от приезда в посёлок, но ненавязчиво в памяти всплывает предательство Миши, которое я примеряю на всех. Обманутый единожды опасается всегда, ищет подвох там, где его быть не может, уничтожая и себя, и тех, кто рядом, необоснованными предположениями.

Считала, что избавилась от такого рода предубеждений, но сейчас, когда Лёша проник глубже, чем все до него, разворошив комок непрочувствованной нежности, всё воспринимается в разы острее. И, казалось бы, оправданное отсутствие отдаётся глухой болью чего-то неизбежного.

С трудом засыпаю, ворочаюсь, просыпаюсь несколько раз и проверяю телефон, на экране которого высвечивается «Только экстренные вызовы». Кристине написала о времени прилёта, когда ездила за билетами, и подруга обещала быть в Шереметьево. Мысль сдать билеты, перенести дату и провести время с Лёшей не покидала на маяке, и сегодня я хотела уточнить дату его отъезда, которую он не обозначил. В надежде на его появление завтра, всё же засыпаю, а открыв глаза, прислушиваюсь, соскакиваю с постели и мчусь на кухню, застав лишь деда и соседку.

– Доброе утро, – мямлю в дверях.

– Мань, ты чего подскочила? Мы разбудили? Говорил же – тише. – Дедушка шипит на тётю Римму, которая удивлённо хлопает глазами. Впервые вижу женщину настолько растерянной.

– Так я тихо.

– Тихо? От тихо дети не просыпаются! – тычет в меня пальцем, повышая голос на женщину. – Не умеешь ты тихо.

– Я не умею? – Соседка захлёбывается от негодования, нависая над дедом. – Сам гоготал, словно конь, когда анекдот рассказывал, а меня обвиняешь?

– Я гоготал? – медленно поднимается дед, и они с тётей Риммой замирают в боевой стойке, испепеляя друг друга взглядами. И, если бы не стол, являющийся преградой, уже бы сцепились.

Закатываю глаза и на цыпочках покидаю кухню, из которой доносится разгорающийся спор и взаимные обвинения. Надежда увидеть Лёшу осыпалась пеплом к моим ногам.

Совершаю утренние процедуры и одеваюсь, чтобы пойти в магазин. Особого желания не имеется, но нахождение в доме грозит неудобными вопросами. Дед ещё вчера порывался расспросить о времени, проведённом на маяке, и узнать подробности, но я мастерски съехала с темы, переключив его внимание на Ивана. Последний, как оказалось, в моё отсутствие побывал у дедушки и объяснил свою неожиданную отлучку. Не знаю, каким образом он убедил сурового Ильича, но дед оправдания принял и посчитал весомыми. Меня в подробности не посвятил.

– Мань, ты куда? – поймана в прихожей, когда собираюсь тихонько покинуть дом.

– В магазин схожу. Куплю воды, печенья и прочего по мелочи. В аэропортах всё в три раза дороже. Завтра ведь самолёт.

– А, точно. – Дед потирает подбородок. – Самолёт… Ну, иди.

Киваю и, юркнув за дверь, не спеша бреду в магазин. Вспоминаю, что в мини-маркете есть вероятность столкнуться с Зоей, но сейчас и этот момент не важен, потому как я сосредоточена лишь на одном – Лёша. Обращаю внимание на все проезжающие и припаркованные автомобили, с трепетом реагируя на знакомый цвет или марку.

С порога замечаю Рыжую, которая, окинув меня недоброжелательным взглядом, демонстративно отворачивается, не поприветствовав. Мысленно шлю её к чёрту, в тайгу и к полярным медведям. Куда-нибудь да докатится с её стремлением ввязаться в любую авантюру, если на горизонте показался симпатичный мужчина.

Иду по рядам, наполняя корзинку и погрузившись в собственные мысли, пока не останавливаюсь около полок с печеньем, которые отделяют пространство от кассы.

– Завтра репетиция, разрешишь Стасу петь? – Голос Вали узнаю сразу, а подобный вопрос может прозвучать лишь от неё.

– Разрешу, – фыркает Зойка, сопровождая слова привычным пиканьем товаров. – Только подбери что-то мальчуковское, а не девчачью песенку, которую мой сын пел на прошлом концерте. Ещё и подтанцовка из девочек… Пусть поёт соло. Мой Стасик достоин!

– Хорошо, – пищит Валя, соглашаясь с Зоей, которая своим напором способна дотолкать Стасика до Москвы. – Будет соло.

– И что-то патриотическое, – настаивает Рыжая.

Такими темпами репертуар сельского Дома культуры будет расписан и утверждён Зоей. И Стасику, естественно, достанутся лучшие номера.

– Само собой. К тому же мы начали готовиться к концерту, посвящённому двадцать третьему февраля. У твоего сына будет прекрасная, душевная песня.

– Надеюсь, – угрожающе понижает голос Зоя, – иначе я всем расскажу, какие песни должны петь дети. И покажу!