Метель

– Вот рецепт, – вручает листок, на котором ровным почерком выведены слова. Написано Маргаритой Евгеньевной. Ошибиться невозможно. Каждый год я получала от неё рецепт, когда меня душила ангина. – Всё купили, Машенька. Следуем предписаниям, хотя некоторые, – с укоризной смотрит на деда, – отказываются от принятия лекарств.

– Дедушка…

– А почему отказывается, знаешь? – Отрицательно мотаю головой. – Потому что, пока лечение не окончено, он на свой маяк не может поехать. Бредит им. Даже во сне.

– Дедуль, лечиться нужно и…

– Вот и я говорю: лечись Ефрем Ильич. А он что? Как мой маяк без меня. Отлично! Иван там всё сделает.

Тётя Римма вьётся надо мной подобно коршуну, не позволяя вставить и слова и отвечая на каждый вопрос за деда. Сейчас вспоминаю, почему в какой-то момент соседка начала меня раздражать.

– Ивана сменить нужно, он там уже несколько дней. Не рассчитывал человек, запасов не взял, провизии, в конце концов. Не годится так, понимаешь? – Дед повышает голос, доказывая свою правоту и единственный способ вернуть его в спокойное состояние – выпроводить соседку, позволив остаться наедине.

– Не переломится, – фыркает женщина. – Молодой, сильный, выносливый, а консервы как еду никто не отменял. Да и не поверю, что он с собой бутылочку для согрева не взял. А к бутылочке закуску.

– Ты что городишь такое?

– Я-я-я? – заводится тётя Римма, упирая руки в бока и занимая боевую стойку. – Да все знают: Иван на маяк на сухую не ходит.

– Снова сплетни собираешь?

Дед даже привстаёт, чтобы выпрямиться и оказаться с соседкой на равных, но я усаживаю его обратно, не позволяя напрягаться. Пора заканчивать бессмысленный спор и избавляться от слишком навязчивой женщины.

– Тёть Римм, – подхватываю её под локоть и вывожу из комнаты. – Мне отдохнуть нужно с дороги, искупаться, вещи разобрать, с дедушкой поговорить. Один на один.

– Так а что? Я не мешаю, – разворачивается, чтобы вернуться к деду, но я с усилием подталкиваю женщину в прихожую. – Рита скоро придёт капельницу ставить.

– Маргариту Евгеньевну я встречу, заодно подробно расспрошу о состоянии дедушки.

Снимаю с вешалки её куртку и принудительно натягиваю, указывая на сапоги.

– А что спрашивать, Машенька? Я тебе сейчас всё расскажу. Слушай…

– Тёть Римм, идите домой, – говорю прямо, понимая, что намёки не приносят желаемого эффекта. – Я хочу остаться с дедушкой наедине. Без вас.

– Ну ладно, – зло прищуривается, застёгивает куртку и выходит во двор, быстро семеня по дорожке.

– Неужели, – стону от облегчения. У соседки рот не закрывается, что безумно раздражает. И не только меня, уверена.

– Ушла? – интересуется дедушка, как только дверь за спиной соседки закрывается.

– Да.

– Вот что за баба? Рот не закрывается. Тарахтит, тарахтит, тарахтит… И нет бы, что путное – одна вода. Все сплетни соберёт по посёлку и мне приносит. Оно мне надо? Как Виталька Ленку побил, или Зойка с очередным хахалем прогуливалась, или что новенького в магазине появилось.

– Так сказал бы, чтобы ушла.

– Ай, – машет рукой, – пусть болтает. Зато не скучно.

И вот пойми его: тарахтит – плохо; тишина – тоже плохо. В этом весь дед – золотой середины не существует.

– Дай хоть посмотрю на тебя, Мань. – Наклоняет голову набок и проходится взглядом снизу вверх. – Красивая ты у меня, складная. Ждал, что с женихом приедешь.

– Нет у меня жениха, – пожимаю плечами. – Не нашёлся пока.

– Как так? Столица же огромный город, не то что наш посёлок, по пальцам всех пересчитать можно. Никто не понравился?

– Нет.

Опускаю неприятный опыт отношений с Мишей, а остальные в моей жизни надолго не задерживались.

– Семёна помнишь? Ерофеева?

– Конечно, помню. Таскался за мной два года, в любви признавался. Клялся, что женится только на мне.

– Так и не женился. Представляешь? Тебя, наверное, ждёт. – Задорные искорки проскакивают в карем взгляде, и дед слегка толкает меня в плечо, намекая, что потенциальный жених имеется и всё ещё свободен.

– Придумаешь тоже. Не женился он, потому что тётя Оля за него решает, с кем общаться, где работать и на ком жениться, а он слушает и следует её советам.

– Вот перевалит тебе за тридцать – и на Семёна согласна будешь, – недовольно фыркает, поднимаясь с дивана. – Все твои одногодки замужем. По двое детей, а ты всё перебираешь, разглядываешь, выискиваешь… Мань, замуж пора.

– Деда…

– Пора, говорю.

– Деда, заканчивай.

– Даже не начинал. Приехала – слушай. Звонок не сбросишь и сообщением не отделаешься. А то привыкла: «Мне пора, начальник зовёт». Любой предлог, чтобы меня не слушать.

Дедушка, шатаясь, идёт к двери. Подскакиваю, подставив плечо и предлагая опору в качестве себя. Одаривает недовольным взглядом, но от помощи не отказывается. Направляет меня на кухню, где всё по-прежнему – никаких изменений. А ещё порядок и чистота, и это, предполагаю, достигнуто стараниями соседки, которая в момент беспомощности дедушки решила навести порядок, уверенная, что мужчина оценит.

– Чай сделай, – опускается на стул, тяжело выдыхая. Несколько метров дались ему с трудом, о чём свидетельствует отдышка. – С молоком. Две ложки сахара.

– Я помню.