Всё дальнейшее произошло мгновенно: внезапно сугроб разлетелся в мельчайшую снежную пыль, мужики со всех ног рванули, не оборачиваясь, в разные стороны, а над Петькой нависла туша разъяренного медведя.
«Какой же он громадный!», – испуганно охнул внутренний голос. – «Гораздо выше двух метров. Гораздо…. А воняет-то как! Гнилью, застарелой блевотиной и свежайшими испражнениями…. Фу, мать его косолапую! Держи, братец, рогатину покрепче. Сейчас, похоже, оно и начнётся. Типа – непосредственно – медвежья охота…».
Раздался громкий утробный рык, полный ярости и боли: это широкая грудь медведя встретилась со стальными «рогами». Голова зверя, украшенная неправдоподобно маленькими и злобными, тёмно-карими глазками, приблизилась к Петру и, замерев примерно в двух метрах, остановилась. Рёв звучал уже безостановочно, вонь, исходившая из широко распахнутой пасти медведя, стала просто нестерпимой.
«Похоже, что мишке в грудь упёрлось железное перекрестье рогатины», – предположил на удивление спокойный и выдержанный внутренний голос. – «Теперь остаётся ждать, когда зверь, насаженный на «рога» рогатины, умрёт от потери крови. Сколько ждать? Владимир говорил, что не больше часа…. Чёрт побери, уже темнеет! Надо поторапливаться…. Почему же у косолапого гиганта такие маленькие глазёнки? Непропорционально-маленькие – для такой огромной головы. Братец, тебе же было чётко и однозначно сказано, мол, не стоит – долго и пристально – смотреть в медвежьи глаза…. Что это так громко треснуло, а? Может, толстое древко рогатины? Нет, вроде всё нормально. Это, наверное, трещит медвежья грудная клетка…. Ага, ощущается какая-то тряска! Зверь – напоследок – бьётся в предсмертной агонии? Было бы совсем неплохо…».
Через некоторое время медведь, резко подломившись в коленях, безвольно опустился на снег, покорно склонив голову на древко рогатины. Из звериной пасти на белый снег – бесконечным потоком – хлынула красно-бурая кровь…
– Занавес! – торжественно и чуть насмешливо объявил подошедший Николаев, вставил дуло ружья в мохнатое медвежье ухо, надавил на спусковой крючок и, после того, как прогремел выстрел, пояснил. – Обычная перестраховка, господин подполковник…
– Я вам больше не нужен? – нетерпеливо спросил Пётр, выпуская из ладоней рукоять рогатины. – Тогда, уважаемые господа, разрешите откланяться…
– Эй, братец! – остановил его Давыдов. – А что ты, если не секрет, собрался пропитывать сонным раствором? Неужто, собственные жиры? Ха-ха-ха! Подожди немного, мужики сейчас отрежут с пяток кусков медвежьего окорока. Возок возьмёшь мой, вместе с кучером Антипкой, он тебе и подскажет – как и что. А светёлка Марии Гавриловны размещается на втором этаже правого флигеля…
Выяснилось, что к жаркому охотничьему костру подъехали и князья Нефёдовы.
– Тебя, Петруша, можно поздравить с первым медведем? – с лёгкой грустинкой поинтересовалась Ольга. – Поздравляю от всей души! Молодец! Настоящий гусарский подполковник – без малейшего страха и упрёка…. А мы, вот, заехали – пожелать тебе удачи и огромного счастья в личной жизни. Глебушка, милый, не томи, доставай-ка уже французскую фляжку и оловянные стаканчики, расставляй на пеньке. Торопись, пока окончательно не завьюжило…
Ольга, приподняв вверх свой стаканчик с благородным французским коньяком, провозгласила тост:
– За предстоящую русскую метель! Пусть она будет по-настоящему добра, и принесёт – нам всем – удачу! Каждому – свою…. Вот ещё, Пьер. Возьми данную шкатулку, и спрячь её в карман камзола. В шкатулке находятся всякие и разные ювелирные побрякушки. То бишь, наш с Глебом Сергеевичем княжеский свадебный подарок. Вручишь потенциальной невесте. Может, так она охотнее согласится – выйти за тебя замуж? Шучу, шучу, не хмурься…. Ну, ещё раз, за неё! То бишь, за удачу!
Глава двадцать четвёртая
Момент истины
Метель разошлась уже не на шутку, завывая на все лады за кожаной поверхностью обшивки. Возок нещадно мотало на крутых поворотах и высоко подбрасывало на ухабах-рытвинах. Не смотря на это, Пётр даже умудрился задремать: прошедший день выдался очень насыщенным на разнообразные события и происшествия, навалилась – в плановом порядке – тяжёлая свинцовая усталость, глаза закрывались сами по себе, вовсе не спрашивая у хозяина разрешения.
«Ну, и ничего страшного», – успокаивающе нашептывал вялый внутренний голос. – «Поспи, братец, поспи. Восстанови силы. Хотя бы чуть-чуть. Оно, ей-ей, не будет лишним…».
Кто-то вежливо потряс его за плечо и хриплый голос известил:
– Всё, барин, приехали! Просыпайтесь!
Пётр открыл глаза, и дружелюбно подмигнул кучеру Антипу, заглядывающему в приоткрытую дверь возка:
– Спасибо, что разбудил. Я мигом…. Где мы сейчас находимся?
– В одной трети версты от поместья Ненарадово, Пётр Афанасьевич. Стоим, как и полагается, навстречу ветру…
Петька выбрался наружу, разминая затёкшую поясницу, сделал несколько торопливых наклонов-приседаний, внимательно посмотрел в сторону господского дома, в некоторых окнах которого теплились далёкие свечные огоньки, и уточнил: