Метель

– Старик Сидор и его домочадцы перевезут вас – до моего возвращения из Рязани – в другое, более надёжное место. А, именно, в старенький охотничий княжеский домик, расположенный в лесной чащобе, в шести-семи верстах от Нефёдовки. Чисто ради перестраховки: уже на днях здесь могут объявиться первые потенциальные покупатели поместья. Вдруг, среди них обнаружатся дотошные и беспокойные личности, могущие изъявить желание – осмотреть помещение старой кузни? Встречаются на белом свете – причём, достаточно часто – жадные скупердяи, считающие каждую копейку…

– Не опасаетесь, что я уговорю ваших подельников – помочь мне? Наобещаю волю вольную – вкупе с золотыми горами?

– Нет, не опасаюсь. Сидор мне поклялся в верности, даже икону целовал. Так что, сами понимаете. И религия иногда бывает полезной, если к ней относиться серьёзно и бережно…. Ладно, всех благ! Скоро, Бог даст, увидимся….

Сперва погас, догорев до конца, один свечной огарок, через некоторое время и второй. Помещение старой кузни погрузилось во мрак, только через немытое стекло крохотного окошка просачивался скупой лунный свет.

Пётр доел оставленный ему хлеб, допил жидкость из кувшина. Сознание начало постепенно затуманиваться, погружаясь в сон, подобравшийся – на мягких лапах – из коварной и призрачной Неизвестности….

«Мыши пищат», – известил вялый и сонный внутренний голос. – «Как бы они, братец, не отгрызли тебе – спящему – уши и нос. По телевизору как-то показывали аналогичный сюжет….».

Неожиданно громыхнуло – раз, другой, третий…. Это входная хлипкая дверь затряслась от града мощных ударов. Пётр вскочил на ноги и, ухватившись кисть правой руки за ручку ночного горшка, замер, готовясь к решительной обороне.

Помещение наполнилось странным жёлто-зелёным светом. Петька перевёл взгляд в сторону маленького квадратного окна и непроизвольно вздрогнул: прямо на него – пристально и плотоядно – смотрели два круглых тёмно-жёлтых глаза, оснащённых вертикальными – узкими и длинными – изумрудно-зелёными зрачками…

Глава девятнадцатая Псы-людоеды

Жёлто-зелёные глаза медленно моргнули несколько раз подряд и исчезли. Возобновились тяжёлые удары в дверь, снаружи кто-то грозно зарычал, потом послышалось:

– Гав! Гав! Гав!

– Вот же, чёрт меня подери! Так и заикой можно сделаться, совсем того не желая, – громко возмутился Пётр. – Подумал, что чудище ночное в гости пожаловало – кровушки отведать моей. А это, всего лишь, один из сторожевых псов, про которых Николаич говорил. Их, очевидно, по ночам спускают с цепей…

Собака ещё немного полаяла, порычала, тоненько подвывая, просительно поскреблась в дверь, и, возмущённо гавкнув на прощанье, исчезла. Пётр снова сел на пол, прислонившись спиной к бревенчатой стене, прикрыл глаза, безвольно свесил голову на грудь и уснул.

Но на этот раз ничего интересного и заслуживающего внимания не приснилось. Так, сплошная ерунда ерундовая: злые тати-оборванцы, вооружённые кистенями, их покойный атаман Швелька с размозжённым черепом, злобные волки, голодные светло-серые мыши и гигантский бурый медведь, угрожающе демонстрировавший кривые, местами обломанные и окровавленные клыки.

«Нет, чтобы приснилась милая Мария Гавриловна», – недовольно вздыхал во сне внутренний голос. – «Интересно, почему же в двадцать первом веке её будут звать – Ольгой? Может, она воспользуется документами нефёдовской подружки, то есть, будущей королевы тропических островов? Тем более что наша княгиня-графиня – круглая сирота? Вполне возможно, вполне…. Ведь данные барышни и внешне похожи немного…».

Ранним утром пришёл заспанный и хмурый старик Сидор, вежливо поздоровался, пожелав крепкого здоровья и долгих лет жизни, оттащил в сторону ночной горшок, зацепив за его ручку крюком длинной чугунной кочерги. После чего (ей же) пододвинул к коленям узника овальную тарелку с хлебом и мясом, чуть погодя – кувшин с питьём.

– Опять за версту отдаёт сонным мёдом, – хлебнув жидкости, недовольно поморщился Пётр. – Превратите ещё, мать вашу, меня в натуральную сомнамбулу…[24]

– Не знаю я, господин подполковник, таких хитрых слов, – почтительно поклонился старик. – Тёмные мы, извини…. Напиток же я подаю – какой велит подавать господин княжеский управитель. А перед тем, как перевозить твою милость в охотничий домик, приказано сонного мёда добавлять в воду втрое больше нынешнего. Добавлю, конечно…

«Весьма разумно и предусмотрительно!», – совершенно серьёзно прокомментировал внутренний голос. – «Сонному и вялому узнику очень трудно превратиться в быстроногого и успешного беглеца…».

Слегка утолив голод и жажду, Петька заговорщицки подмигнул своему пожилому стражу:

– Говорят, что ты, дедушка, присягнул на верность славному и доброму Николаю Николаевичу? Даже, мол, икону торжественно целовал?

– Было такое дело, Пётр Афанасьевич, врать не буду. И клялся, и икону целовал. Пришлось. Не было у меня другого выбора.