От втискивания большого тела доктора капор затрещал. Лежавший на правом боку Перхуша теснился как мог, пропустив мокрые докторские колени у себя между ног, выпихивая беспокойно ржущих лошадок на себя сверху и на доктора, лежащего на левом боку. Доктор, ворочаясь, как медведь в берлоге, не думал ни о лошадях, ни о Перхуше, страшно желая лишь одного – спрятаться от проклятого холода, согреться.
Кое-как они улеглись. Лошади легли на них сверху, набились между ног, а некоторых Перхуша умудрился прижать к своей шее. С трудом освободив левую руку, он задернул сверху рогожу.
В капоре стало совершенно темно.
– Ну вот и ладно... – пробормотал Перхуша в тяжко дышащую, пахнущую потом и одеколоном грудь доктора.
Гарин лежал в неудобной позе, малахай наполз ему на глаза, но он совсем не хотел его поправлять: сил осталось только на дыхание. На малахае шевелились четыре лошади. Три других угнездились на Перхушиной шапке.
– А я уж тово, думал, вы ни за что не воротитесь, – проговорил Перхуша в грудь доктора.
Тот по-прежнему тяжело дышал. Потом вдруг сильно заворочался, нажал коленями на Перхушу. За Перхушиной спиной раздался треск: капор лопнул.
– Эх-ма... – Перхуша спиной почувствовал трещину.
Доктор перестал ворочаться.
– Не нашел я пути, – просипел он севшим голосом.
– Ясное дело. Завалило.
– Завалило.
– И не видать ничего.
– Не видать...
Помолчали. Лошади быстро успокоились и тоже смолкли. И лишь проказник чалый, забравшись хозяину мордой в рукав, покусывал его за руку.
– А это... как его... – силился что-то спросить доктор.
– Чаво?
– Лошади твои.
– Лошади тут, а как же.
– Они... греют?
– Греют, барин. И мы их греем. Вместе и согреимсь.
– Согреемся?
– Согреимсь.
Доктор помолчал, потом произнес еле слышно:
– Замерз я. Сильно.
– Ясное дело.
– Не помереть бы.
– Бог даст – не помрете. Скоро рассветет. А там, как развиднеется, полоз починим, да и тронемся. А то и зацепит кто из проезжих.
– Зацепит?
– А то как же. Зацепят да подвезут.
– А тут... ездят? – сипел доктор.
– Ездят, как не ездить? Хлебовозы с раннего утра ездят, а как без хлеба? Я в семь уж запрягаю. А в этом вашем Долгом люди-то тоже кушать хочут. Зацепят – да и доедем до Долгого, а как же.