— Но потребность в том, чтобы мама мной гордилась, была сильнее, поэтому я отдал свои краски и холсты и сосредоточился на учебе. Думаю, я увидел ее первую искреннюю улыбку, когда сказал ей, что решил стать адвокатом. Казалось, я наконец-то завоевал ее одобрение, — он сделал глубокий вдох. Память за все эти годы все еще не потеряла свой болезненный привкус. — И когда мне было шестнадцать, мой младший брат выдал меня.
Марк замолчал, память его вернула в тот день, и его желудок сделал тошнотворный кувырок. Они ужинали — Марк, его мать и его братья, Рик и Энди. Марк тогда еще не знал то, что Энди видел, как он целовался со своим первым парнем. Как только слова покинули губы Энди, в комнате понизилась температура, и мурашки побежали по спине. Его мать просто смотрела на него, выражение ее лица было совершенно пустым.
— Это правда? — спросила она спокойным голосом. Все, что мог сделать Марк, это кивнуть ей, едва коснувшись взглядом ее глаз, а затем он посмотрел на своего брата, который ухмылялся. Момент растянулся в неловкой тишине, пока, наконец, его мать не сказала: — Я все поняла, — и на этом все закончилось.
Тревор перестал водить пальцами по коже Марка, когда тот замолчал.
— Пожалуйста, не говори мне, что твои родители выгнали тебя.
Марк покачал головой.
— Нет. Хотя иногда мне кажется, что так было бы лучше. Моя мать просто закрылась от меня. Она не разговаривала со мной без надобности. Ничего из того, чтобы я сделал после того вечера, не было достаточно хорошо. Как будто я призрак — невидимка у всех на виду. И в день, когда мне исполнилось восемнадцать, она сказала, что я уже взрослый, и пора съезжать.
— А что насчет твоего отца?
— Его нет. Они развелись, когда мне было двенадцать, и он был слишком занят работой и путешествиями, чтобы быть полноценным отцом.
— Прости.
Марк пожал плечами.
— Что было, то было. Могло быть намного хуже.
Тишина опустилась между ними, и то же отчаянное, сокрушительное чувство затянуло его обратно в свои глубины, пытаясь проглотить его целиком, как это было много лет назад.
— А как обстоят дела сейчас? — прикосновение Тревора коснулось его руки, он нашел руку Марка и переплел их пальцы. Этот жест вернул его в настоящее. — Она гордится тем, насколько успешным ты стал?
Марк медленно покачал головой, с благодарностью сжимая его руку.
— Я не разговаривал с ней почти десять лет. Даже поздравительной открытки на день рождения или Рождество не было.
Тревор на секунду затих, и вибрирующий гул обогревателя номера казался слишком громким для такой тихой ночи.
— А как насчет твоих братьев? Сколько у тебя их?
— Двое. Оба младше. Рик, средний сын, принял меня. Он был моим лучшим другом, пытался побудить меня снова рисовать. Но потом его призвали, и он пошел в армию, — комок разрастался в горле, мешая ему говорить. — Он… он так и не вернулся домой.
— Мне очень жаль, Марк, — сказал Тревор. Его мягкий голос отразил чувство утраты, которое с удвоенной силой поднялось в груди Марка. Прошли годы с тех пор, как Рик был убит, но боль так и не уменьшилась.
— И еще есть Энди… — Марк выскользнул из рук Тревора, касание внезапно стало слишком интимным, и посмотрел через плечо Тревора на все еще падающий снег за окном. — Последнее, чего он хотел, был брат-педик. Я понятия не имею, где он сейчас и что он делает со своей жизнью. Я уверен, что бы это ни было, наша мать гордится им, — Марк захлопнул рот, опешив от яда в своих словах, сказанных им же, и закрыл глаза. Он не хотел видеть что-либо в пристальном взгляде Тревора, который мог бы увеличить его желание соответствовать. И почему он рассказал все это человеку, которого только что встретил? Он никогда никому не рассказывал вслух о своем прошлом или мечтах, но потом, он действительно не задумывался о том, что он делал в течение долгого времени. Заставить его мать гордиться им, было его единственной движущей силой так долго, что в его жизни действительно не было места ни для чего другого.
— И ты никогда не возвращался к своему творчеству?
— Я… еще не готов.
— Искусство никогда не покидало твоей души, — сказал Тревор. — Что мешает тебе снова взять в руки кисти?
Марк вздохнул и повернулся на спину, проводя пальцами по животу и глядя на темный потолок. Он хотел закончить этот разговор. Он не понимал, зачем вообще об этом заговорил. Все, что он сделал, это испортил его настроение.
— Сейчас у меня нет времени ни на что, кроме работы.
Тревор долго молчал, и воздух вокруг них становился тяжелым, как будто давление в комнате падало. Вентилятор нагревателя снова включился, низкий и устойчивый гул подчеркивал тон атмосферы.
— Забери у меня, — сказал Тревор, его голос звучал отстраненно и ровно, что-то очень близко к сожалению. Он, подражая Марку, откатился на спину, сложив руки на животе. — Все, что мы можем сейчас, так это жить, — как говорит моя мама. Ты должен найти время для того, что важнее всего.
— Прямо сейчас это стать партнером в фирме, — сказал Марк.