Метель, соединившая нас (ЛП)

Марк отмахнулся.

— Не беспокойся об этом. Очевидно, тебе это было нужно.

— Да, — сказал Тревор, поворачиваясь, чтобы поставить тарелку и стакан сока на столешницу. Сильные руки обвились вокруг его тела. Он знал, что не должен этого делать, но он не мог выйти из объятий Марка. Просто объятие. Простое человеческое прикосновение. Вот и все. Не должно было быть ничего большего. Он неохотно позволил Марку повернуть его, пока они не соприкоснулись.

— Марк… — он хотел напомнить ему, что это все лишнее, хотел отступить и оставить между ними безопасное пространство, но только тихий вздох пронесся мимо его губ, а затем рот Марка накрыл их. Он дышал этим человеком, все больше погружаясь в чувственный поцелуй, пытаясь остановиться, но в то же время жалея, что он не мог дать ему большего.

— Черт, ты такой вкусный, — прошептал Марк серьезным голосом, когда они разорвали поцелуй.

— Ягода. Даже зимой… — сказал Тревор, пытаясь не показать, насколько он был выбит из равновесия. — Кстати, спасибо за утренний перекус.

— Пожалуйста, — сказал Марк, еще сильнее прижимая к себе Тревора. Похоже, он не хотел его отпускать, и Тревор обнаружил, что он не в состоянии отстраниться, поскольку его эмоции взяли бразды правления над его мозгом. Он позволил своим рукам бродить по спине Марка, опускаясь вниз к изгибам его твердых ягодиц, чувствуя даже через ткань плотной рубашки его горячую кожу. Тревор не знал, кто из них начал первым, но они стали медленно раскачиваться там, где стояли — не совсем танец, но это было так приятно.

— Как насчет того, что я заставлю нас прерваться…

— Может, я приготовлю нам завтрак, — перебил Тревор и смущенно улыбнулся. — Так как я отключился и проспал ужин и всю ночь. А после мы будем развлекать себя, делая что-то с серьезной нехваткой праздничного настроения в этом доме, — всем, что могло бы занять их и не завести в спальню или душ.

Марк улыбнулся и снова поцеловал его.

— Звучит отлично.

Он сидел на другой стороне кухонного островка, поставив локти на столешницу и сложив руки под подбородком, пока Тревор собирал ингредиенты для омлета с овощами. Он отчаянно нуждался в отвлечении от представлений о том, чего не мог иметь, но, в любом случае, очень хотел.

Тревор наклонил голову к брошенному на столе ноутбуку, вытащил нож из стойки на столе и начал нарезать грибы.

— Пожалуйста, не говори мне, что ты работал в праздник?

Марк поднял руки, сдаваясь.

— Виноват, но теперь, когда ты проснулся, больше нет, — румянец окрасил его щеки. — И по правде говоря, я… эээ… Я пытался погуглить тебя, пока ты спал.

— Неудивительно, что я чувствую себя таким грязным, — сказал Тревор, стараясь, чтобы интонации голоса звучали легко и дразняще, когда сквозь него прошлась нежелательная волна восторга.

— Тьфу, — Марк опустил голову. — Прости. Это, наверно, прозвучало жутко.

— Нет! Нисколько, — засмеялся Тревор, отодвинул нарезанные грибы в сторону и взял зеленый перец. — Ну, немного. Но на самом деле я польщен.

Марк поднял голову. Когда их взгляды встретились, Тревор мог поклясться, что между ними вспыхнули искры.

— Я хотел увидеть твои работы.

— И ты нашел меня?

— В художественной галерее Боулдера есть только один художник по имени Тревор. Тревор Моррисон. Это же ты, да?

Тревор кивнул.

— Значит, да, — сказал он с улыбкой. — Твои работы удивительны.

Теперь Тревору настала очередь краснеть. Он повернулся, чтобы бросить грибы и перец в сковороду и принялся за брокколи.

— Спасибо.

— Мне нравится, как ты используешь мастихин [11]  вместо кистей, и твой выбор ярких цветов завораживает. О, и настроение, которое вызвала у меня картина «Час одиночества»…

Тревор оглянулся, когда Марк замолчал. Он смотрел в окно, его взгляд снова был отдаленным, потерявшимся в каких-то своих мыслях, которые картина растревожила в нем. Тревор надеялся, что это хорошие мысли.

— Пустая скамейка на этой картине — это тихое место, чтобы сидеть и размышлять, искать ответы, приветствовать что-то новое в жизни, — сказал Тревор, вспоминая, каким молодым он был, когда он писал эту картину, как он чувствовал, что весь мир его ждет. Менее чем через год его почки начали отказывать. — Я сам сидел на той самой скамейке. Это прямо у входа в парк в Париже.

Марк встретил его взгляд, улыбнулся, но Тревор мог видеть, как колесики вращаются за этими глазами, растапливающими его сердце. Внезапно почувствовав себя на своем месте, Тревор вернулся к приготовлению завтрака, разбив яйца на сковороде и смешивая их с овощами. Он вздрогнул, когда руки обхватили его талию сзади, но затем, не задумываясь, прижался к теплому телу за спиной. Влажное дыхание на коже и поцелуи мягких губ щекотали затылок и шею.

— Ты прекрасный человек, — голос Марка был хриплым, едва слышимым, и в то же время кричал с такой явной тоской, что Тревор вынужден был схватиться за край стола, чтобы удержать себя в вертикальном положении. — Я рад, что встретил тебя, и для меня большая честь, что ты принял решение провести этот день со мной. Я знаю, мы договорились, что все будет так, как есть, но скажи, что у нас может быть больше, чем это.