Пальцы рук замерзали очень быстро, их уже начало покалывать, но я боялся пошевелиться, чтобы нечаянно не выпустить Сашкин медальон. Вернее, теперь уже мой — никак не привыкну к тому, что мой брат мёртв. Но висеть долго я не мог, я и так диву давался, откуда это во мне такие силы взялись? Должно быть, правду говорят те, кто утверждает, что в критической ситуации у людей просыпаются скрытые возможности и неведомые доселе силы.
Попытался поднять ноги как можно выше — получилось, а я ведь думал, что у меня слабый пресс. Но к голове поднести сжатые ступни не вышло — колени упёрлись в стену, и я бросил попытку перехватить медальон зубами. Конечно, можно было плюнуть на него и выпустить — он же дешёвый, купленный в мелком магазинчике в больнице, но я даже подумать об этом не мог. Можно было попытаться повернуться животом к стене и подтянуться, но я боялся при подтягивании выпустить верёвку, я и так её за самый край почти держу. Единственным выходом было отпустить одну из рук и рискнуть самому свалиться вниз, вслед за Алексеем, который подозрительно долго не всплывает. Так я и сделал — разжал правую ладонь, отчего чересчур резко дёрнулся влево, почувствовал, как у меня затрещало левое предплечье от усилия, затем аккуратно, но несколько торопливо опустил руку вниз и снова подтянул ноги. Перехватил медальон, шементом, пока не свалился, снова взялся за перила, параллельно повернувшись к ним животом, упёрся ногами в скользкую стену и подтянулся. Перевалился через перила и плюхнулся спиной в небольшой, но чертовски мягкий сугроб.
Пальцы на руках не желали разжиматься и выпускать медальон, они хорошо промёрзли, и я ими ничего не чувствовал. Но мне было на это плевать. Самое главное я сделал — у меня в кармане лежала какого-то редкого вида батарейка, которую я таки выхватил у Алексея, а значит, что часть долга с меня спишут. И можно будет ещё немного потянуть с оплатой, денег ведь всё равно нет. А ещё я спас Сашкин медальон.
День прошёл не зря.
Глава 2
Домой я приплёлся усталый, но довольный. Часы недавно пробили полночь, и я надеялся, что мне удастся безо всяких приключений вернуться в квартиру, но не тут-то было. Я это понял, когда двери воняющего мочой лифта разъехались в стороны.
— Здрасте, — тихо поздоровался я с соседкой, стараясь не смотреть на неё.
Фая Петровна в последние два месяца стала поразительно чуткой. Она слышала каждый раз, как я ухожу и прихожу в квартиру, как открываю свою дверь, и каждый раз почему-то караулила при этом в подъезде, словно я и ей был должен денег. Характер моей работы, на которой я взял небольшой перерыв по семейным обстоятельствам, предполагал то, что я прихожу домой практически каждый раз в разное время, в отличие от любой другой работы, так что зачастую даже я не знал, когда я приду. А она знала. То ли спит круглосуточно в подъезде, специально выслеживая меня, то ли она действительно обладает какими-то сверхъестественными способностями, как я уже начинаю подозревать, но меня это бесит. Ладно бы она просто меня встречала, типа «здрасте-здрасте», но нет же! Сначала упрёки были по делу и действительно справедливые — я однажды накричал на кого-то по телефону (связь плохая была, но со стороны могло показаться иное) среди ночи, а это никому не понравится, если твой священный сон прерывает какой-то придурок за стеной. Другой раз у меня сломался пульт от телевизора (тоже среди ночи), и я минуты три пытался хоть как-то убавить звук, взлетевший до максимума. Это тоже можно понять. Но довольно скоро упрёки посыпались совершенно другого фасона — то я слишком громко хлопаю входной дверью, то я снова кричу на кого-то по ночам (хотя я такого не помнил). А тут ещё, видите ли, я после трагической смерти брата, по поводу которого она, видите ли, выражала совершенно искренние соболезнования (я специально даже прочёл как-то в такой момент её мысли — кривит душой, подлая лицемерка!), пристрастился к алкоголю. Алкашом стал. Нет, я здесь тоже не спорил, я действительно распробовал кое-какие спиртные напитки и стал частенько пропускать по рюмке в одиночестве, но я никогда не напивался.
Фая Петровна так не считала. А алкаши в её глазах все были на одно лицо.
А вот теперь представь, что твой сосед-алкаш заявляется откуда-то посреди ночи, вываливается, покачиваясь, из лифта, который до него мочой не пах, и нагло здоровается, будто всё в полном ажуре! Пусть он утверждает, что он — не алкоголик, но его вид говорит об обратном: помятая, новая, но уже грязная куртка, на которой сломался замок, мокрый явно от валяния в снегу свитер, расцарапанная нога, трясущиеся бледные руки и кровавый подтёк на левой скуле.
Только она открыла рот, как я тут же гаркнул:
— С прошедшим праздником Вас!
Театрально поклонился и быстро обогнул круглую лифтовую шахту, пройдя к входной двери пока ещё своей квартиры. Пока старушка соображала, это ж с каким я её праздником поздравляю, я успел отпереть дверь.
— А с каким? — спросила она.
К слову, она считала, что знает все праздники наизусть. Какая наивность!