Антип Никанорович велел Артемке погулять на улице и, сопровождаемый дежурным, прошел в бесшумно открывшуюся перед ним дверь. На пороге разминулся с Малининым и очутился в продолговатой, не больше Ксюшиной спальни, комнатке один на один с человеком в штатской одежде. Это, как он понял, и был майор Брунов. Антип Никанорович степенно поздоровался и присел на указанный Бруновым темно-коричневый, с толстыми ножками стул. В комнате было накурено, отчего он помимо воли скривился и повел носом.
— Некурящий? — спросил Брунов с улыбкой.
— Не употребляю, — подтвердил Антип Никанорович.
Брунов притушил недокуренную папиросу, вылез из-за стола и открыл одну створку окна.
«Ишь ты, обходительный, — подумал Антип Никанорович. — А востер».
Ему было проще говорить с капитаном, того хоть кое-как знал и держал себя с ним свободно. А с Бруновым почувствовал скованность. Что он за человек, этот Брунов? Хитрый, видно сразу, и обходительный… Только все они, хитрые, обходительными прикидываются. Безвинных людей забирать — какое обхождение?
Брунов заговорил первым:
— Отец Тимофея Лапицкого? Так, так… Я хочу вас кое о чем спросить. Это в интересах вашего сына, — добавил он, медленно прохаживаясь по комнате. — Вы ходили в начале сорок третьего в отряд Маковского?
— Ну, ходил.
— Кто посылал?
— Тимофей. Сын, значит.
— А раньше, в сорок первом — сорок втором, ходили?
— Не доводилось.
— Не было кому посылать или дела не было?
— Мне ить не шестнадцать — посыльным бегать всякий раз.
— Значит, ваш сын в сорок первом — сорок втором не был связан с отрядом, только — в сорок третьем? — спросил Брунов, остановившись перед Антипом Никаноровичем.
— Это чего ж не был?
— Очень просто: если ваш сын был связан с партизанами с самого начала, то за полтора года хоть одно срочное поручение должно было найтись, и вам пришлось бы наведаться в отряд до сорок третьего. Ведь связная не могла быть все время под рукой.
Антип Никанорович смекнул, куда гнет следователь. Эк ты, к чему подвел Брунов. Все-то у него просто… Выходит, Тимофей до сорок третьего связи с отрядом не имел. А в сорок первом-втором он работал в детдоме, значит, на кого же еще, как не на немца? Ну нет, майор, слаба твоя кишка! Хотя и стар Антип Никанорович, однако мозги не пересохли.
Еще в поезде он догадывался, что арест Тимофея связан с работой в детдоме. Другой причины не могло быть. И все-таки не хотел верить, гнал от себя такие думки. А теперь его смутная догадка подтверждалась. Все к тому и клонит.
Антип Никанорович разозлился.
— Вы не путляйте, — заговорил он хрипло. — Тимофей ишо до прихода немца сговорился с Маковским. А связной была Люба Павленко, оттого я и не ходил в отряд. Эго вам не на фронте, штоб каждый день — поручения срочные. Ишь! Вы мне скажите-ка, по какой такой причине забрали сына?
— Скажу, скажу, — кивнул Брунов и сел к столу. — Еще вопрос: с кем вы встречались в отряде?
— С кем сустрекался?.. Попервое, с Яковом Илиным, он у них по комиссарской линии состоял. Ну и с другими, которые при лагере остались…
— Яков или кто другой из партизан знал, кем вы посланы?
— А это вы у них спытайте, — ответил Антип Никанорович хмуро, почувствовав в этом вопросе какой-то подвох против Тимофея.
— Так, так… — Майор вытянул шею, освобождаясь от тесного ворота сорочки, отдулся, как мужик на покосе, и внятно проговорил: — Ваш сын обвиняется в сотрудничестве с немцами во время оккупации.
Нечто подобное и ожидал услышать Антип Никанорович, и все же от этих слов он только крякнул, как от удара по темени, и не смог ничего сказать. Внутри начало медленно и настойчиво трястись, поднимаясь снизу, скапливаясь в горле горячим горьким комком.
— Обвинение серьезное, подтвержденное многими фактами, — продолжал Брунов. — А доказательств, оправдывающих вашего сына, нет.
Майор еще что-то говорил, но Антип Никанорович его не слышал. Он долго молчал, уставясь невидящими глазами в пустоту перед собой, и наконец взорвался:
— Сотрудничал, значит?! Мой сын?!
— Но-но, не шумите! — Брунов покосился на дверь, торопливо подошел к окну и плотно прикрыл его.
— Ты мне не нонокай! — вскинулся Антип Никанорович пуще прежнего. — Не запрягал! Сына мово, значит, до ворогов Советской власти зачислили! Да я за энту власть в гражданскую по всем фронтам прошел! Да за энту власть два сына, браты его родные, головы поклали! А теперь последнего забираете? Контра-а! — уже не помня себя, взвился он. — До Москвы дойду!..
— Молчать! — в тон Антипу Никаноровичу крикнул Брунов, грохнув кулаками по столу, но тут же понизил голос: — Старый вы человек, а такое несете! Да понимаете, что за одну десятую того, что вы сказали… — И, не договорив, указал на дверь: — Уходите. Немедленно уходите, пока я не передумал!
Антип Никанорович вскочил со стула, кинулся к выходу, но там оказалась стенка. Сплюнул в сердцах, метнулся в другую сторону и, проворчав уже в дверях: «Ишо сустренемся!» — вылетел в коридор.
13