Метелица

— Это не моя шляпа! — сердито сказал он.

— Другой, сэр, у нас в настоящее время нет, — любезно сообщил Иван Филиппович. Нам на помощь прибежал Толя, с хода давая краткие пояснения по-английски.

Господин докладчик презрительно отшвырнул от себя шляпу, церемонно поблагодарил нас за хорошее обслуживание и с обнаженной головой вышел на улицу, под снег и ветер.

— Вот еще чудак, наверно венеролог! Совсем еще приличный шляпец, — говорил Иван Филиппович, примеряя шляпу перед зеркалом. — Если не возражаете, я ее оставлю себе.

Очень довольные, что шляпная трагедия кончилась столь благополучно, мы быстро убрались, подсчитали чаевые (пришлось по 15 долларов на человека!) и на рысях двинули домой.

По дороге к собвею я вспомнил и попросил Ивана Филипповича досказать историю с дядей Пьером.

— Что тут досказывать, — нахмурился Иван Филиппович. — Этот субъект выплыл уже после капитуляции. Арина Алексеевна вспомнила тогда, что у нее есть еще один дядя, старый эмигрант, проживающий в Париже. По ее соображениям он мог бы нас выручить из скверного положения, в которое нас поставил дядя Отто. Она узнала его адрес и ему написала. Вскоре пришел ответ. Дядя Пьер сообщал, что он сейчас очень занят перед отъездом на родину. Он получил, мол, уже советский паспорт и надеется скоро быть в своем доме в Москве. Нам всем он советует ни мало не медлить и поступить так же.

Арина Алексеевна была заметно смущена посланием дяди Пьера.

— Насколько я помню, он всегда был притрушенный, — только сказала она.

— Нет ли у тебя в Америке еще дяди Джека? — спросил я.

— Такого нет, почему?

— Жалко! Мы, переехав туда, возможно могли бы ему помочь. Он, наверно, как рецидивист, отбывает пожизненное заключение!

— Какие ни есть, а все же родственники! — решила Арина Алексеевна по дамской своей логике. — А вот у тебя никого нет!

Встреча на пристани

I

Вскоре после войны выписал из Европы старый эмигрант, профессор Сергеев, нового, и стал ждать. Время идет, новый не едет и напали на профессора сомнения: не нажил ли себе беды. На родине он не был много лет (эмигрировал еще при царе), что там за люди, как преобразились, совершенно неизвестно. Может народились за советское время марлоки какие, приедет такой голубчик в стоптанных валенках на босу ногу, возись с ним! Может быть они по человечески и разговаривать разучились! Генеральша Авакумова, что из Югославии, женщина мистической складки, так и разъяснила: «В Совдепии говорят лишь начальники, остальные только взвизгивают». Профессор было испугался: — «Вы так полагаете?!, но тут же усумнился: — «Не может этого быть, Варвара Петровна, не думаю!», — впрочем с благодарностью взглянул на генеральшу: не рассказала на этот раз ничего об антихристе!

Вначале писал старый новому длинные, вдохновенные письма (писать любил и умел). В особенности когда узнал, что новый — врач, окончил Московский университет. — «Дорогой коллега! Я совершенно счастлив, что могу вам быть полезен по мере своих малых сил и средств. Приезжайте же поскорей, будет у нас с вами о чем поговорить, что вспомнить. Вечные идеалы, вдохновлявшие нас в юности, еще живут в глубине наших душ. Стареет плоть, дух же вечно молод… и т.п.», на многих страницах.

Ответы получались без просрочки, но без всяких изъяснений чувств.

— «Многоуважаемый Николай Николаевич! Письмо ваше от такого-то получил и прочел с интересом. Полагаю только, что плоть наша еще кое-как сохранилась, с духом же слабовато, порастеряли в пути. Дело наше задерживается: документация, проверка личности и прочая скучная труха. Немедленно извещу при продвижении. Извините за причиненное неудобство, с уважением Р. Фокин».

Старый не унимался, все писал. И вот, однажды, получил ответ не от папаши, а от сына. Последний писал, что уполномочен ответить «на Ваше великолепное послание» и в дальнейшем, по случаю сильной занятости отца, переписку будет вести он, Фокин-младший.

Профессор Сергеев обиделся; писать Фокину-младшему интереса не было. Пол года прошло как в потемках. Вое происшествие стало постепенно забываться, как вдруг пришла телеграмма из Бремена: — «Формальности закончены, выезжаем вчетвером, генералом Мюром. Просим встретить. Фокины».

И пошли по стоячей воде большие и малые круги. Надо было приготовить для новых жильцов комнаты, запастись лишними деньгами и продуктами, следить за ходом корабля в море, встретить на пристани и прочее. Практическая часть, как всегда, легла на Лику, единственную профессорскую дочь и «золотце», смолоду заменившую в доме рано умершую мать. Профессор же взял на себя научную разработку вопроса.

— Будь с ними осторожна и снисходительна, — поучал он. — Помни, мое золотце, что к нам едут люди «оттуда». За время большевизма они одичали не только в моральном смысле, но вероятно и в своем поведении. Это примитивы!

— Но Фокин ведь врач, — осторожно сказала Лика.