Метелица

Выбрыкивая обеими задними и корча уморительные рожи недавно взошедшей луне, на бульвар Герцена выбежали Федя и Коля. На бульваре по вечерам с регулярной точностью имели обыкновение собираться термидорианцы. Здесь на собраниях подводились итоги дня, решались всякие детские и не детские дела, производилась меновая торговля. Сегодня почему то еще никого из своих не было. Чтобы не терять времени по- пустому, молодые люди спрятались в кустах и стали стрелять в редких прохожих жеванной бумагой. При одном особенно удачном выстреле (прямо в центр чьей-то нахальной лысины!), юноши повалились в полном восторге на ближайшую скамью.

— Глянь!! — произнес вдруг Федя, мгновенно убирая улыбку. Коля тоже уже заметил и стремительно выкинул вперед руку. На краю скамьи лежала книга, заложенная цветком, и стояла белая, нарядная коробка.

— Вместе нашли! — предваряя неминуемую драку, поспешил оформить создавшееся положение Федя.

Сорвать ленточку и оберточную бумагу было дело одной минуты. В коробке оказались конфеты. Крупные, каждая, словно в юбочке, в своем бумажном гнезде. Только совершенно сдуревший человек мог забыть такое богатство!

— Шоколад! — смотря широко открытыми глазами на находку, прошептал Федя. — Колька, скорей подрываем!

Схватив покрепче коробку (и бросив книгу на произвол судьбы!), приятели бегом пересекли освещенный бульвар и вскоре пали, словно провалились, в канаву. Только здесь в темноте, слившись совершенно с обстановкой, они решились начать невиданное пиршество.

— Таких в продаже не бывает, — с неизъяснимым наслаждением чавкая, говорил Федя. — Они наверно, из закрытого обкомовского распре да. Я у Цокотовской Кирки недавно такие видел.

— Настоящие шоколадные! — мечтательно закатывая глаза, подтверждал Колька. — Всю жизнь только бы ел такие!

— Надо в партию выходить, иначе не достанешь! Не жри так быстро, сука! Мы и так почти весь ряд уже сшамали! Внизу может другие?

Приятели поспешно содрали картонную прокладку.

— Нет, такие же, — обрадовался Колька. — Только вроде немного поменьше.

— Стой!!!— вдруг вскричал Федя, с недоумением обнюхивая только что откусанную конфетку.

— Керосин! — с ужасом установил он.

С непосредственной реакцией кошки, проглотившей отраву, Кольку немедленно вырвало. Федя почувствовал сильные рези в желудке, и начал в диком страхе кататься по дну канавы.

— У…у, отравились… — выл он. — Нужно скорей в амбулаторию!

— Сейчас уже закрыта. Бежим напротив к Зайцеву!

У профессора шел прием, и парадное было открыто. Приятели робко вошли в переднюю, но тотчас попятились назад. В углу на стуле в белом халате восседал с видом истукана Яков. Вид его производил сильное впечатление не только на детские, невинные души. Своему успеху, особенно у провинциалов, профессор был отчасти обязан своему мастеру чистоты. Какой-нибудь завхоз из глубинного Гусутсовхоза (гуси, утки), рассказывая жене свои впечатления от поездки в краевой центр, непременно вспоминал Якова:

— … «Был я также по поводу своих почек у профессора Зайцева. Есть у него там санитар, что ли. Ну, я тебе скажу, и персона! Конь, а не человек! Такие раньше в гвардии служили, или состояли у аристократов вышибалами. Не заплатить профессору или скажем, спереть пепельницу в приемной ни-ни, и не подумай. Вмиг придушит! Скажи Марии Дмитриевне, пускай обязательно при оказии к профессору съездит. Что пользы лечиться у нашего докторишки, А то, ну и персона!»…

— Пошли! — собравшись с духом сказал Федя, и приятели решительно двинулись прямо на Якова. Последний спротежировал их вне очереди к профессору.

Леонид Петрович принял своих старых знакомых строго, но внимательно. Выслушав их сбивчивый рассказ, надел резиновые перчатки, разломил одну конфету и, глубокомысленно рассматривая через лупу ее содержимое, задумчиво произнес:

— Н-да, помадка на нефтяной основе, впрочем безусловно в шоколаде!

— Дяденька, керосин или бензин? — дрожа всем телом, допытывался Федя.

— Этого я не могу определить. Вопрос в конце концов чисто академический. Сколько штук успели вы проглотить этих… конфеток?!

— Я только одну, — признался Колька.

— А я… я две! У…уу… — снова завыл Федя.

— Тихо! — строго прикрикнул на них профессор. — Доза совершенно не смертельная, и я сейчас вам дам верное противоядие.

Леонид Петрович приготовил в стороне на тарелке два стакана добротного раствора глауберовой соли и снова подошел к приятелям. Федя потянулся было за стаканом, но профессор отвел тарелку и свободной рукой обнял его за худенькие плечи. Их глаза, суровые, старческие, и заплаканные, очень несчастные — молодые, встретились.

— Будешь меня обижать?! — тихо спросил профессор.

— Не…е, честное комсомольское… — прошептал мальчик.

— Ну, смотри же!… А теперь, друзья, пейте до дна!

В тот же вечер случилось еще одно событие. Коля и Федя подстерегли во дворе Жору Цокота и прежестоко его избили. Жора был сильней приятелей и вначале храбро защищался. Но свежая обида и сознание правоты своего дела придали приятелям силы. Вскоре Жора лежал на земле недвижим.