Читаем Метеор полностью

- Не знаю. Но она должна быть права. Во имя всего на свете, во имя всех божеских и человеческих законов, она должна быть права. Понимаете, все зависело от того, что она права. - Писатель крошил пальцами кусочек сахару. - Но этот тип вбил себе в голову, что он прав тоже. И чем ужаснее и строптивее он становился, тем больше считал себя правым. Понимаете, оказывается, он тоже страдал. Но как только он начинал жить настоящей жизнью, он не давал командовать собой и жил по-своему, трудно и упрямо... - Писатель пожал плечами. Знайте же, чю в конце концов я сам стал этим беспутным и огчаянным бродягой. Чем сильнее он страдал, тем больше я чувствовал себя в его шкуре... А вы говорите - вымысел!

Писатель отвернулся к окну, - есть вещи, о которых легче говорить, отвернувшись.

- Не получается у меня этот сюжет, надо от него избавиться. Мне хотелось бы... хотелось бы отвлечься как-нибудь... позабавиться чем-нибудь нереальным, что не имеет решительно ничего общего с действительностью и со мной самим. Отделаться бы наконец от этого гнетущего перевоплощения! Почему, скажите пожалуйста, я должен переживать чужие горести? Мне хотелось бы фантазировать о чем-нибудь далеком, бессмысленном... Словно пускать мыльные пузыри...

Зазвонил внутренний телефон.

- Что же мешает вам сделать это? - спросил хирург, снимая трубку, но у него уже не было времени дожидаться ответа. Алло! - сказал он. - Да, у телефона... Что? Но... Так несите его в операционную... Конечно... Я сейчас приду... Привезли кого-то, - объяснил он, вешая трубку. - С неба свалился: иначе говоря, упал и сгорел самолет. Еще бы, черт возьми, в такую бурю... Говорят, пилот весь обуглился, а тот, другой... бедняга... - Врач помедлил. - Придется мне вас покинуть. Погодите, я пришлю сюда одного пациента. Интересный случай. То есть с медицинской точки зрения весьма заурядный: я вскрывал ему абсцесс на шее. Но он ясновидец. Тяжелый невропат и прочее. Вы ему не очень-то верьте.

И, не слушая протестов гостя, хирург выскочил за дверь.

III

И это ясновидец? Унылая фигура в полосатой пижаме, голова набок, шея забинтована - ну, и жалок ты, бедняга! Пижама висит на нем, как на вешалке.

Ясновидец нетвердой походкой подходит к столу и дрожащими, негнущимися пальцами зажигает сигарету.

До чего же близко поставлены у него ввалившиеся глаза! До чего рассеянный и застывший взгляд!

"Нечего сказать, милого собеседника подсунул мне доктор! О чем только разговаривать с эдаким страшилишем? О, конечно, только на потусторонние темы! Кажется, с воскресшими из мертвых несколько нетактично заводить разговор о последних событиях".

- Ну и ветер! - заметил ясновидец. Писатель вздохнул с облегчением: будь благословенна погода, эта неиссякаемая тема для разговоров, когда людям нечего сказать друг другу. "Ну и ветер", - говорит, а сам даже не взглянул, как безжалостно за окном буря гнет деревья. Еще бы - ясновидец! Зачем ему глядеть в окно: уставится на кончик своего длинного носа и уже знает, что на улице бушует буря. Ну и дела! Говорите что угодно, а это и есть то самое второе зрение...

Надо было видеть эту парочку: писатель, приподняв массивные плечи и выпятив подбородок, с бесцеремонным любопытством и даже с откровенной неприязнью разглядывает склоненную голову, узкую грудь и тонкий торчащий нос человека, сидящего напротив. Уж не укусит ли он сейчас ясновидца? Нет, не укусит. Во-первых, из чисто физической брезгливости, а во-вторых, потому, что это ясновидец и в нем есть что-то непонятное и отталкивающее. А ясновидец, по птичьему наклонив голову, глядит перед собой и ничего не замечает. Между обоими залегло напряженное, антагонистическое отчуждение.

- Сильная личность, - пробормотал ясновидец, словно обращаясь к самому себе.

- Кто?

- Тот, которого привезли. - Ясновидец выпустил струйку дыма. - В его душе... страшное напряжение, я бы сказал, пламя, пожар, вулкан... Ну, сейчас, понятно, это лишь догорающее пожарище.

Писатель усмехнулся - ему претили всякие возвышенные и неточные выражения.

- И вы тоже слышали об этом? - сказал он. - Горящий самолет и все прочее...

- Самолет? - рассеянно переспросил ясновидец. - Значит, он летел? Подумать только, в такую бурю! Как раскаленный метеор, которому суждено сгореть. К чему такая спешка? - Ясновидец покачал головой. - Не знаю, не знаю. Он в беспамятстве и не сознает, что с ним произошло... Но ведь по виду почерневшего очага можно догадаться о высоте пламени. Как в нем все выжжено. И как все еще раскалено!

Писатель раздраженно фыркнул. Нет, это хворое чучело попросту невыносимо. Еще бы не раскалено, если известно, что пилот сгорел заживо. А у этого полосатого пугала не нашлось даже словечка сожаления. Впрочем, кое в чем он прав: зачем пострадавший летел в такую бурю?

- Любопытно!.. - бормотал ясновидец. - Да еще издалека! Пересек океан. Странно - человек всегда сохраняет отпечаток тех мест, где он только что был. Этот человек несет на себе отпечаток морских просторов.

- По чему же это заметно?

Ясновидец пожал плечами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия