Метеоры

Он воздвиг защитные рубежи против вторжения перемен и чего бы то ни было непредвиденного на свой необитаемый остров. Первый, самый детский, он устроил возле старухи Мелины, чьим неразлучным спутником — и как бы приемным внуком — он был в первое время после поступления. Как все крестьяне в прежние времена, Мелина следила за сменой времен года и за метеорологическими ритмами с крайним вниманием, помогая себе альманахами, календарями и целым кладезем пословиц и поговорок. Франц, всегда отбрыкивавший любые усилия воспитателей научить себя хотя бы чтению и письму, с поразительной легкостью выучил все, что ему попалось под руку и что могло заключить проходящее время в механическую таблицу, где даже будущее и случай казались зафиксированными раз и навсегда. Он стал говорить, и иногда слышали, как он перечислял дни того или иного месяца в прошлом или в будущем, с их именинами и праздниками, со всякими присказками, вечно связанными с состоянием небосклона, в попытке вычленить закономерность или частотное правило. «На Святую Лючию день горит, как лучина». «Дождь в апреле, ветер в мае — плодородье обещают». «Солнце красно ввечеру, бело поутру, — паломнику по нутру». «Февраль — месяц всех короче, но всех злее и урочней». «В Святки теплынь, на Пасху — стынь». «Малый дождь ураган перебьет». «Дождь в апреле к росе в мае». «Не верь облачку на небе и румянам на бабе». Этими причитаниями Мелина убаюкивала его и заговаривала его тревогу. Но он оставался жертвой метеорологических эксцессов, и, когда надвигалась гроза, в Святой Бригитте знали, что надо следить за ним особенно пристально, потому что он был способен на любые выходки.

Именно Мелина, одним обычным высказыванием, произнесенным машинально, разрушила здание из хронологии и пословиц, где ее приемыш укрывал свое безумие. Однажды январским днем, согретым ярким солнцем, удивительно высоко стоявшим в синем небе, она произнесла фразу, наверняка выдуманную женщиной и с тех пор повторяемую всеми женщинами на всех широтах: «Погода просто сбесилась», банальное замечание. В силу того что сезонные вариации служат рамкой для нашей памяти, прошлое кажется нам более сильно, чем настоящее, окрашенным условными цветами месяцев года, и тем сильнее, чем оно дальше. Система Франца, видимо, и так уже была поколеблена явными отклонениями. Короткая фраза Мелины поразила мальчика как гром. Он в конвульсиях свалился на пол. Пришлось унести его, сделать успокаивающий укол.

С тех пор в нем произошла перемена, которую можно было расценить как возмужание, созревание, ниспосланное свыше его измученной и эксцентричной натуре. Он отделился от Мелины, даже как будто избегал ее. Забросив пословицы, поговорки и метеорологические присказки, он словно отказался от желания приручить небо, причуды которого прежде переживал с резкими рывками настроения. В душе как будто надломилось то двуликое восприятие времени, что совмещало в себе такие явно удаленные друг от друга вещи, как система дней, часов и лет, — и прихотливые чередования облаков и синего неба, хронология и метеорология, то есть самое предвидимое в мире и то, что остается непоправимо непредсказуемым. Эта двуликость может иметь свою прелесть, наполняя конкретной, кипучей жизнью пустые и отвлеченные временные рамки, в которые мы заключены. Для Франца это был ад. Как только Мелина произнесла магическую фразу и отменила господство календаря над атмосферными отклонениями, — неизбывная тоска бросила его в разработку собственного гигантского календаря, где дни и ночи тысячелетий застыли бы навсегда, как соты в улье. Но сквозь ячейки календаря метеорология пробивалась брызгами дождя и лучами солнца, вводя в неколебимые таблицы элемент иррационального, непредсказуемого. Его хронологический гений, расцветший за счет всех прочих качеств, оставлял его нагим и беззащитным перед бесчинствами атмосферы. А ему — тяжелому невротику с пугающе хрупкой психикой — для выживания необходимо было наполнить временное пространство регулярной структурой, не оставляющей никакой пустоты, то есть никакого пробела, никакого провала. Пустое время было бездной, в которую он с ужасом скатывался. Непогоды сбивали цикличность календаря, вводя в него необоснованную серию, логический сбой.

Никто лучше меня не ведал этого страха хаотических подскоков, из которых сделана повседневная жизнь, этого припадания к небесному, стерильному и чистому равновесию. Сплетенный с братом-близнецом в позе яйца, уткнувшись головой в его бедра, словно птица, прячущая голову под крыло, чтобы уснуть, окруженный запахом и теплом, которые были моими, я был глух и слеп к окружавшему нас хаотичному мельтешению.