Когда он уже был готов сдаться, над ним зависло странное лицо — лицо мужчины, похожего на Хирона, их учителя из Лагеря полукровок. Те же курчавые волосы, лохматая бородка и умные глаза — нечто среднее между диким хиппи и относившимся к ним по-отечески преподавателем. Вот только кожа цвета лимской фасоли. Человек держал в руках кинжал, на лице застыло мрачное укоризненное выражение. Он словно говорил: «А теперь не дергайся, а то я не смогу тебя как следует убить».
Лео потерял сознание.
Когда Лео очнулся, то сначала подумал, что опять угодил в чужие воспоминания, потому что он парил в невесомости. Глаза медленно привыкали к неяркому свету.
— Ну наконец-то, — голос Фрэнка множился эхом, как будто проходил через пластиковую оболочку в несколько слоев.
Лео сел… точнее, начал парить вертикально. Он находился под водой, в пещере, размером с гараж на две машины. Потолок порос фосфоресцирующим мхом, заливавшим помещение сине-зеленым свечением. Пол покрывал ковер из морских ежей, по такому не очень-то приятно ходить, так что Лео порадовался, что парит. Он не понимал, как умудряется дышать без воздуха.
Рядом в позе лотоса завис Фрэнк. Круглощекий и мрачный, он походил на Будду, достигшего просветления и очень этим недовольного.
Единственный выход из пещеры закрывала массивная морская раковина, ее поверхность поблескивала перламутром, розовым и бирюзовым. Если они угодили в тюрьму, им, по крайней мере, досталась камера со сногсшибательной дверью.
— Где мы? — спросил Лео. — Где все остальные?
— Все? — проворчал Фрэнк. — Не знаю. Насколько я могу судить, здесь внизу только ты, я и Хейзел. Человекорыбокони забрали Хейзел с час назад, так что остались только мы.
Судя по тону, каким это было сказано, Фрэнк не одобрял такие изменения. Никаких ранений у него не наблюдалось, но Лео заметил, что при нем больше нет ни лука, ни колчана. В панике он похлопал себя по животу: пояс исчез.
— Они нас обыскали, — сказал Фрэнк. — Забрали все, что показалось им похожим на оружие.
— Кто? — спросил Лео. — Кто эти рыбокони?..
— Человекорыбокони, — уточнил Фрэнк, правда, ясности это не добавило. — Наверное, они схватили нас, когда мы упали в океан, и накачали какой-то… чем-то.
Лео вспомнил, что именно видел перед тем, как отключиться: бородатого мужчину с лицом цвета лимской фасоли, замахивающегося кинжалом.
— Чудовищная креветка. «Арго-II»… с кораблем все в порядке?
— Я не знаю, — мрачно ответил Фрэнк. — Возможно, остальные в беде, или ранены, или… или случилось что-то похуже, но ты, кажется, больше переживаешь за корабль, чем за своих друзей.
Лео показалось, что его снова ударило лицом об воду.
— Что это еще за чушь?..
Потом он понял, почему Фрэнк так злится: воспоминание. Во время нападения чудовища все происходило так быстро, что Лео почти забыл об этом. Тренер Хедж отпустил то глупое замечание, дескать, они с Хейзел держались за руки и смотрели друг другу в глаза. Да еще Лео невольно способствовал тому, что Фрэнка вышибло за борт.
Лео вдруг осознал, что ему тяжело смотреть Фрэнку в глаза.
— Слушай, старик… Прости, что втянул нас в эту передрягу. Я все загубил, — он глубоко вдохнул (ощущения казались на удивление обычными, учитывая, что они находились под водой). — Мы с Хейзел держались за руки… но это не то, о чем ты подумал. Она показывала мне свое воспоминание о прошлом, чтобы понять, как я связан с Сэмми.
Сердитое выражение на лице Фрэнка уступило место любопытству.
— И она… ты понял, в чем дело?
— Да, — кивнул Лео. — Вроде того. Нам не удалось поговорить об этом, из-за этой Креветкогодзиллы, но оказалось, что Сэмми — мой прадедушка.
Он рассказал Фрэнку о том, что они видели. Теперь, пытаясь словами изложить увиденное, Лео никак не мог поверить в то, что говорил, настолько все это казалось фантастичным. Хейзел увлекалась его
— Эх, чувак, — сказал Лео, закончив рассказ. — Чувствую я себе отвратно, но клянусь рекой Стикс, мы все это видели.
Выражение лица Фрэнка напоминало голову чудовищного сома: выпученные остекленевшие глаза и открытый рот.
— Хейзел… Хейзел нравился твой прапрадед? И поэтому ей нравишься ты?
— Фрэнк, я знаю, это странно,
Фрэнк сдвинул брови.
— Нет?