Метка Каина

Но Саймон был весьма далек от спокойствия своего собеседника; разговор о странных пальцах на ногах жителей Фулы сразу напомнил ему… Напомнил то, что он увидел. Босые ноги старой женщины. Он должен был упомянуть об этом…

— Ребята… а мы не можем уйти куда-нибудь, где не так дует?

— Конечно.

Два полисмена и журналист отошли в ложбинку и улеглись на влажный торф. Саймон заговорил:

Вы упомянули о пальцах на ногах, мистер Леск.

— Ага.

— Ну вот. Забавно, но… пальцы на ногах Джулии Карпентер… Кто-нибудь из вас заметил?

Леск одарил его непонимающим взглядом.

— В смысле?

— Вы ничего необычного не заметили в этой жертве? Как насчет ее ног?

— Чего?

Саймон подумал, не будет ли он выглядеть сейчас полным идиотом.

— Пальцы на ее правой ноге были деформированы. Слегка.

Сандерсон нахмурился.

— Продолжай, Саймон.

— Я думаю, это то, что называется синдактилией. Моя жена — врач…

— И эта син…

— Да. Синдактилия. Перепончатые пальцы. Два пальца на ноге той старой леди были соединены — по крайней мере частично. Это довольно редкий дефект, но не такой уж неизвестный…

Сандерсон пожал плечами:

— И что?

Саймон понимал, что его догадка покажется странной. Но притом он чувствовал, что наткнулся на нечто…

— А ты помнишь ту женщину из Примроуз-Хилл? Что она носила?

Выражение лица Сандерсона изменилось в долю мгновения.

— Ты о перчатках? Об этих долбаных перчатках!

И прежде чем Куинн успел произнести еще хоть слово, Сандерсон уже вскочил на ноги и схватился за мобильный телефон; старший инспектор пробежал немного вниз по склону, ища лучшее место для связи.

Ветер дул с такой силой, что Саймон не слышал, о чем говорил инспектор Скотланд-Ярда. Он просто сидел в прохладных, но ослепительных лучах солнца, думая о боли, перенесенной той женщиной, о ее одинокой, чудовищной боли… Хэмиш Леск тоже молчал, закрыв глаза.

Через несколько минут Сандерсон вернулся, и его обычно красное лицо выглядело слегка побледневшим, даже сильно побледневшим от удивления.

— Я позвонил в анатомичку, в Лондон. — Он смотрел прямо на Саймона. — Ты оказался прав. Перчатки предназначались для того, чтобы скрывать деформацию. Патологоанатом уже это отметил, — старший инспектор отвернулся и уставился на далекий океан. — Он сказал, что там действительно синдактилия. У жертвы из Примроуз-Хилл были два пальца с перепонкой.

Внизу под обрывом пронзительно кричали чайки.

8

Они ехали по шоссе Бидасоа, через туманную зеленую долину, вдоль текущей внизу реки, а потом резко повернули вправо, вверх по склону, к еще одной наваррской деревушке басков, мимо неизбежного каменного фонтана и запущенного серого фронтона. Дэвида подергивала легкая тревога: что мог знать Хосе Гаровильо? Что он собирался сказать?

Эта деревня называлась Этксалар.

Дэвид произнес слово «Этксалар» вслух, тренируясь; Эми улыбнулась, очень мягко.

— Нет. Не надо произносить «кс», они говорят «чххх»… с придыханием.

— Этч… аларрр?

— Так гораздо лучше.

Они остановились за каким-то грузовиком для перевозки скота. Эми казалась рассеянной. Всю дорогу она, как бы между делом, задавала Дэвиду вопросы о его прошлом, о Лондоне, об Америке, о его работе. Он рассказал ей кое-какие ничего не значащие подробности.

А потом она спросила его о личной жизни.

Мартинес немного помолчал, но потом признался, что одинок. Эми спросила почему. Коровы, стоявшие в грузовике, неодобрительно посматривали на них.

— Наверное, я отталкиваю людей до того, как они успевают в достаточной мере ко мне приблизиться, — ответил Дэвид. — Возможно, это из-за того, что я рано потерял родителей. И не доверяю людям, которые трутся возле меня.

Снова последовала долгая пауза. Потом Мартинес спросил:

— А вы? У вас кто-то есть?

И опять последовало молчание. Грузовик с коровами тронулся с места, они последовали за ним, катя мимо маленьких грушевых садов. Наконец Эми сказала:

— Дэвид, я должна кое в чем вам признаться. Я лгала вам. По крайней мере…

— Что?

— Я далеко не все вам рассказала.

— О чем?

Зеленовато-голубой фон горных склонов обрисовывал ее профиль. На лице Эми отражалась внутренняя борьба. Дэвид предложил:

— Не хотите — не рассказывайте, не надо.

— Нет, — возразила Эми. — Вы заслуживаете объяснения. К тому же мы едем к Хосе, отцу Мигеля.

Она повернулась к Дэвиду и внимательно посмотрела на него; в ее глазах были и напряжение, и отчаянная храбрость.

— Мы были любовниками. Мигель был моим парнем. Давно.

— Боже…

— Мне было тогда двадцать три года. Я только-только приехала в Страну Басков. Я была совершенно одинока. Молодая и глупая. Я не упоминала об этом, потому что… ну, наверное, мне было стыдно…

Дэвид повернул руль, они обогнули угол; деревья и живые изгороди плавно скользили мимо. Потом Дэвид все же сказал:

— Вы знали, что он состоит в ЭТА. И все же?..