Метка Каина

— Oui, oui.[38] Иногда фанатизм проявлялся очень жестоко. Очень жестоко. В начале восемнадцатого века одного богатого кагота в Ле Ланде поймали на том, что он взял святую воду из общей чаши… для некаготов… и ему отрубили руку и приколотили ее к церковным дверям.

Эми поморщилась; Элоиза продолжила рассказ:

— Ужасает, да? А другому каготу, который осмелился обрабатывать свою землю, что было строжайше запрещено, проткнули ноги раскаленным железным прутом. Если в деревне случалось какое-то преступление, в нем обвиняли кагота. Некоторых даже сожгли у столбов. Но даже после смерти преследование продолжалось — каготов всегда хоронили на отдельных кладбищах.

Дэвид посмотрел на Эми, та кивнула: Аризкун.

Эми спросила:

— Но откуда вообще взялся ваш народ? Как он произошел, кто вы такие?

— Происхождение неизвестно, поскольку сами каготы в основном просто исчезли… из разных документов. Говорят, во время Французской революции все законы против каготов были отменены… но вообще-то я думаю, что многие каготы сами постарались уничтожить архивы, украли и сожгли все документы, которые доказывали их происхождение. Просто чтобы избавиться, наконец, от этого позора! После 1789 года мы, каготы, постепенно… ассимилировались. Многие из нас сменили фамилии. Большинство просто вымерли. У каготов… у каготов не все ладно с деторождением.

Дэвид пристально смотрел на девушку. Он думал о своем деде: тот ведь сменил фамилию с басконской на испанскую…

Эми продолжала задавать вопросы:

— Но есть хоть какие-нибудь теории? О происхождении каготов?

— Naturellement.[39] Но разные современные исследования только все запутывают. Они даже не могут прийти к общему мнению о том, как мы, предположительно, выглядели и выглядим! Кто-то описывает каготов как малорослых, смуглых и даже толстых людей. К тому же страдающих базедовой болезнью и кретинизмом. Другие утверждают, что мы светловолосы и, знаете ли, с ярко-голубыми глазами. Один человек, ученый по имени Мишель, написал об этом целую книгу — «L'Histoire des Races Maudites».

Эми перевела для Дэвида:

— «История… проклятых рас»?

— Да-да. В 1847 году. Это одно из самых первых исследований. Мишель отыскал по меньшей мере десять тысяч каготов, до сих пор рассеянных по Гаскони и Наварре, до сих пор страдающих, до сих пор отверженных… — Элоиза встала и отнесла свою чашку к кухонной раковине. И очень небрежно вымыв ее, продолжила говорить: — После Мишеля еще кое-кто из историков пытался разрешить великую тайну каготов, несмотря на то что французы вообще не желали о нас вспоминать. Одна из теорий утверждает, что мы были прокаженными… это могло бы объяснить правила запретов, применяемых к каготам, то, что они не должны были прикасаться к некаготам и так далее; другая теория заявляла, что мы страдаем некоей заразной психической болезнью. Однако и это никуда не годится, потому что в других книгах мы описаны как здоровые и сильные люди. И умные. Как, я надеюсь, вы и сами уже видите. У нас нет проказы! Мы смуглые. Но у нас нет проказы и мы не сумасшедшие.

Дэвид кивнул:

— Это точно.

Элоиза опять заговорила:

— Я думаю, что мы можем быть потомками солдат-мавров, оставшихся в Испании и Франции после вторжения мусульман в восьмом веке. Может быть, именно поэтому кое-кто называет нас сарацинами. Я знаю, что все мои предки очень смуглые. — Девушка немного помолчала. — То есть были очень смуглыми. Но теперь ничего нельзя знать наверняка. Уже слишком поздно, разве не так? Никто здесь не хочет о нас говорить. Нас и осталось-то, может быть, всего несколько человек. Может быть, моя семья вообще была единственной чистокровной семьей каготов… которая могла проследить всю линию предков. Во всем мире.

— А само название? Каготы.

— Готские псы? Думаю, и название возникло не просто так. Мне кажется, что оно само по себе представляет оскорбление. Грязные люди. Отбросы. Теперь понимаете? Понимаете, почему мы, каготы, всегда старались скрыться, ассимилироваться…

Эми судорожно вздохнула.

— Последние из каготов. Просто потрясает…

— Да. — Элоиза на мгновение прикрыла глаза. — Но наплевать бы на историю, если бы из-за нее… если бы из-за нее не убили моих отца и мать.

Дэвиду хотелось задать вполне очевидный вопрос: зачем кому-то убивать каготов именно теперь? Но и вопрос, и скрытая за ним логика были слишком жестокими, чтобы озвучивать все это сейчас.

Терзания Дэвида нарушил какой-то шум. В дверях кухни стояла бабушка Элоизы, в вязаном жакете и клетчатых шлепанцах.

— Бабушка? — Элоиза явно обеспокоилась.

Старая женщина подняла хрупкую руку. Она пристально посмотрела на Дэвида и сказала:

— Я знаю, зачем вы здесь, месье Мартинес. Я знала вашего отца.

19

Дэвид вдруг понял, что ему трудно смотреть на мадам Бентайо. Но все-таки он спросил:

— Откуда вы могли его знать?

Старая женщина села к кухонному столу, обхватила ладонями пустую чашку.

— Я познакомилась с ним здесь, в Гюрсе. Пятнадцать лет назад.

— Вы хотите сказать, именно тогда, когда его убили… вместе с моей матерью? — Кровь Дэвида загудела в венах.