Метка Каина

Такое было вполне возможно; хотя трудно было связать чудовищные преступления с таким обаятельным местечком, как Лесака. Спокойный воздух был напоен прохладой и ароматами; это была настоящая горная свежесть. На небе проплывали облачка, однако солнце все так же освещало древние каменные дома, старую церковь на холме и уютные каменные дворцы, окружающие маленькие площади. На углах улиц красовались странные колонны, покрытые вырезанными изображениями солнца с изогнутыми лучами, похожие на свастики в стиле модерн. Лаубуру. Давид произнес про себя это слово, шагая через Лесаку.

Лаубуру.

Не слишком хорошо представляя, что ему делать дальше, Дэвид сел на скамью на центральной площади, глядя на большой каменный дом, увешанный баскскими флагами — зеленое-красное-белое. Иккурина. Дэвид вдруг почувствовал себя ужасно глупо. Что же ему теперь делать? Может, просто… расспросить людей? Как какой-нибудь детектив-любитель?

Рядом с ним сидела какая-то старуха, сжимавшая в руках четки и что-то бормотавшая себе под нос.

Дэвид осторожно кашлянул, стараясь проявить максимальную вежливость, потом чуть наклонился к женщине и спросил на очень плохом испанском, не знает ли она некоего человека… по имени Хосе Гаровильо.

Женщина с опаской посмотрела на него, как будто заподозрила в готовности совершить некое ужасное уличное преступление, потом покачала головой, встала и ушла, распугав по дороге голубей. Дэвид наблюдал за тем, как ее тень исчезла за углом.

Остаток дня он старался изо всех сил: расспрашивал прохожих на улицах, зашел в два супермеркадос[6] но везде его встречали такие же пустые взгляды, а то и враждебность. Никто не знал Хосе Гаровильо, или, по крайней мере, никто не хотел о нем говорить. В полном разочаровании Дэвид вернулся к своей машине, прихватил кое-что из одежды и зубную щетку и снял номер в маленькой гостинице в конце главной улицы — «Отель Эгуски».

Якобы двухкомнатный номер был оформлен под пастушескую хижину: из стен торчали крюки, из кранов в ванну с кашлем бежала ржавая вода. Дэвид провел вечер, жуя купленную в универсаме испанскую сырокопченую колбасу чоризо и глядя в телевизор, где шли какие-то развлекательные испанские программы; и еще рассматривал нечитаемую надпись на оборотной стороне карты. Он ощущал свое одиночество как повисшую в воздухе песню. Тоскливую старую народную песню.

Утро Дэвид встретил в более решительном настроении. И первым делом отправился в церковь, полуразрушенное затхлое здание. В нем пахло заплесневелыми кожаными подушками для сидения. Деревянный распятый Христос с тоской смотрел на пустые скамьи. В церкви имелись две купели. Меньшая была украшена странным символом, похожим на стрелу, глубоко врезанным в древний серый камень.

Дэвид коснулся этого камня, отполированного за долгие века миллионами крестьянских рук, тянувшихся к святой воде, мазавших ею грязные лбы.

In nomine patris, et filii, et spiritus sancti…[7]

Достаточно. Все это было бесполезно. Дэвид поднял рюкзак и вышел из церкви, с облегчением выбравшись в пахнувшее травой пространство. Где тут могут собираться люди? Где он может найти жизнь, и разговоры, и ответы?

Бар.

Он зашагал по самой шумной из улиц, вдоль которой выстроились магазины и кафе; потом он выбрал бар «Бильбо». Внутри звучала музыка, а сквозь толстые оконные стекла он увидел выпивающих людей.

Когда он вошел, несколько лиц повернулись в его сторону. Темный и грязноватый бар был набит битком. В углу болтала компания подростков, говоря на самом гортанном испанском, какой только вообще слышал Дэвид. За столом напротив сидела молодая женщина, весьма привлекательная блондинка. Она посмотрела в сторону Дэвида и тут же отвернулась, заговорив по сотовому телефону. Остальную часть бара заполняли смеющиеся смуглые черноволосые мужчины, поднимавшие стаканы мутноватого сидра.

И тут именно это и припомнил Дэвид — музыку. Она была очень похожа на ту, что звучала на похоронах деда. Вроде так? Энергичная песня под гитару, с легкими диссонансами. Что это означало? Не было ли то прямым указанием на басков? Не был ли его дед на самом деле… баском?

Дэвид никогда не слышал, чтобы дед говорил на каком-нибудь языке, кроме испанского и английского. И фамилия их семьи совершенно точно испанская. Мартинес. Однако вон тот коренастый мужчина очень похож на его деда. Да и на отца Дэвида тоже, если уж на то пошло.

Еще одна загадка. Тайны просто множились сами собой.

Облокотившись на барную стойку, Дэвид на своем жалком испанском заказал сервезу[8]. Потом он уселся за ближайший столик и принялся пить свое пиво. И опять почувствовал себя совершенно по-идиотски. Но он слишком хорошо помнил слова деда; ему было велено отправиться в Лесаку, найти Хосе Гаровильо и расспросить о карте. Так он и сделает.

Надо просто это сделать.

Дэвид встал и коснулся плеча самого здоровенного из мужчин, стоявших у бара.

— Э-э…

Мужчина не обратил на него внимания.

— Э-э… Buenos dias[9].