Метка Зверя

Спустя час, превозмогая звон в ушах и головную боль, я мчался по оживленным дорогам столицы, мечтая о том, чтобы проскочить все пробки. С яростью и каким-то диким остервенением сжимал руль, думая о НЕЙ и том подонке. Сколько раз в жизни я усваивал урок, что никому верить нельзя. Стоит хоть на чуть-чуть потерять бдительность, как в спину вонзится острый клинок. И нет никаких гарантий, что получится оправиться от такого удара. Их столько было в моей жизни, а вот этот — такой внезапный и самый больной за долгое, очень долгое время выбивал из равновесия. Включив навигатор, я сверился с ним, что еду в правильном направлении и спустя полчаса, резко затормозил и припарковался у какой-то захудалой больницы, бросая машину поперек дороги. Плевать. Я всего лишь хотел посмотреть ей в глаза и увидеть раскаяние. А там пусть хоть стены этой вонючей больницы обрушатся и придавят ее огромной плитой. Я бы сам ее задушил, но не поднимал никогда руки на женщину.

Узнав в регистратуре, в какой палате лежала девушка, я поднимался по лестнице, а перед глазами все время стояло ее затуманенное от страсти и наслаждения лицо и тихий голос: «Леша… Алешенька…», нашептывающий мне нежно на ухо слова: «Не смогу без тебя… Так хорошо с тобой….» И если хорошо было со мной, какого хрена позволила чужому мужику все разрушить? Словно змея, околдовала меня, пробралась глубоко в сердце, чтобы впрыснуть свой яд и уползти обратно в свою нору. Уползти к другому. Ненавижу! И тем не менее, я примчался сюда, чтобы… Да просто хотел ее увидеть, наизнанку выворачивало от тоски, будто кто-то подцепил на крючок мою душу и вытаскивал ее из меня. Я все ждал, идиот, что она придет или попытается как-то о себе напомнить. А она молчала. И жила своей обычной жизнью.

Распахнув дверь в палату и увидев ее, такую бледную и хрупкую на больничной койке… внутри все сжалось от нежности и ненависти одновременно. Кромсал ее своим взглядом, мечтал, чтобы она почувствовала хоть крупицу той боли, что вспарывала мне вены и рвала душу в клочья. Я открылся ей, разделил с ней свои переживания, подарил ей свои чувства, себя, а она...

Мне просто нужно было посмотреть в эти лживые глаза в последний раз… Не знаю, зачем, может быть, потому что просто мечтал увидеть ее все эти дни? Пора уже было ставить жирную точку в этом всем и окончательно прощаться с иллюзиями.

Катя заметила меня и слегка приподнялась.

— Ты? — что все это время у нее получалось играть хорошо – так это искренность. — Уходи…

Я подошел к ней, едва сдерживаясь, чтобы не накинуться и не придушить… не задушить в объятиях. Меня трясло, как в лихорадке, от головной боли мозги уже плохо соображали. Казалось, еще чуть-чуть и внутри все взорвется, а меня самого размажет по стенам этой больницы на куски. Столько времени прошло, а меня не отпускало…

Схватил ее за подбородок, впиваясь в нее глазами. Грудную клетку жгло от боли.

— Я верил тебе, я впустил тебя в свое сердце, в свою жизнь... Ненавижу… Слышишь? — она тихо вскрикнула, когда я сильнее сжал ее лицо.

Мне казалось, приложи я немного усилий, и ее челюсть хрустнет в моих руках. Но я хотел, чтобы она смотрела мне в лицо, прямо в глаза и понимала, что со мной не пройдет этот номер. Тогда я позволил уйти, а мог сделать своей рабыней и пленницей, сломать в ней всю веру в свою человечность и наличие души, которую открыл ей… в которую она плюнула.

— Мне больно! — судорожно глотала воздух, смотря в мое лицо перекошенным от страха лицом.

— Мне больше! — я с ненавистью отшвырнул ее лицо, словно она была грязная и потасканная дрянь.

Строила из себя благодетель, водила меня, как осла на поводке, а сама ноги раздвигала перед всеми подряд. Потаскуха. Да я бы и так ее трахал, принял бы без всей этой игры. Нам ведь было хорошо вместе… И я ведь поверил ей, она мне казалась особенной, что ей нет дела до моего статуса и денег, что она такая же разбитая и нуждающаяся в тепле и любви…

Схватил пальцами переносицу и запрокинул голову. Меня пронзила такая яркая вспышка головной боли, что дыхание перехватило, и я пошатнулся в сторону. Я ненавидел в эту минуту себя, ее и весь мир в целом. Мне было так больно, как давно уже не было, словно я вернулся в тот день, когда потерял мать и старшего брата. Потому что к той потере в это мгновение приплюсовалась еще одна.

— Я не понимаю… Я… Ты ведь сам…

Я посмотрел на нее потухшим взглядом. Собирался сказать ей, за что именно ненавижу, сказать, что могла больше не играть и не притворяться, я все видел и знал, но дверь в палату открылась, и на пороге появился тот самый мерзавец, который отнял у меня все и раскрошил мое сердце в пыль.

— Легок на помине! — я зло ухмыльнулся, смотря в лицо Игошина.

Его взгляд причинил новую порцию боли. Вживую его глаза еще больше были похожи на те, которые я мог теперь только помнить. У меня даже фотографии не осталось от брата. Меня будто полоснули острым клинком по затянувшимся ранам — вытащили его из моего сердца и снова туда вонзили, прокручивая несколько раз.