Метка

Когда я подхожу к дому (или лучше не называть это место родным домом?), то, прежде чем войти, заглядываю в окно, там ли она – мама, то есть Софи. Внутри никого нет, лампы погашены, её пальто на вешалке тоже не видно. Дверь не открывается, заперта. Отпираю своим ключом и вхожу. Меня окутывает облако запахов, которые обычно не замечаешь, запахи родного дома. Это должны быть самые приятные и успокаивающее запахи на свете, но у меня внутри всё переворачивается.

Окликнув её по имени, жду, собираясь убежать, если кто-то ответит. Поднимаюсь к себе и собираю немного вещей: одежду, бинты, попавшиеся под руку в ванной, – пригодятся сменить повязку на новых знаках. Не забыть бы альбом, в котором я рисовала эскизы. Он был где-то под кроватью. И пока я, согнувшись в три погибели, выуживаю альбом из тёмного угла, на лестнице слышатся шаги.

Когда она входит в мою комнату, я чувствую себя маленькой девочкой из сказки, которую так любил рассказывать мне папа. Девочкой, которая просыпается в домике у медведей. Той, которая бежит со всех ног от разъярённых хозяев. «Она меня убьёт, – проносится в голове, пока я выползаю из-под кровати. – Живьём съест».

Слишком поздно, некуда бежать: медведица меня настигает. В зловещем молчании она подходит ко мне. Уж лучше бы рычала по-звериному. Протягивает ко мне руки, согнув пальцы, словно когти хищника. Я отступаю к кровати, но дальше идти некуда. Она хватает меня за плечи и выплёвывает колючие слова:

– Глупая, глупая, какая же ты глупая девчонка! Сумасшедшая! Что ты наделала?! Что?!

Изогнувшись, я пытаюсь вырваться, но она сильнее, держит крепко. На секунду моё тело деревенеет, словно ожидая удара.

Но она не грызёт меня, она гладит меня по голове. Она не рычит в отчаянной ярости, а плачет и что-то шепчет. На меня накатывает невыразимая усталость. Я не смогла бы бороться с медведем, и с ней бороться я тоже не в силах. Покорно разрешаю себя обнять и слушаю её шёпот. В груди поднимаются слёзы, готовые затопить меня с головой. Её объятия – словно колыбель, которая защищает меня от страшного мира.

– Ты глупая, глупая девочка… – повторяет она устало. – Прости меня, Леора, моя маленькая искорка. Прости. Я должна была всё тебе рассказать. Довериться тебе.

Она гладит меня по голове, словно дикую кошку, готовую сбежать. А я себя так и чувствую – как кошка.

Высвободившись, я включаю ночник на тумбочке у кровати. Мы щуримся и смотрим друг на друга, часто моргая.

– Посиди здесь, – говорит она, вдруг вскакивая на ноги. – Мне надо тебе кое-что показать. Я сейчас. Минуту спустя она возвращается и подаёт мне бумажный свёрток. Сидя на кровати, я разматываю бечёвку, которой перевязана бумага. Крепкие узелки приходится распутывать зубами. Наконец бечёвка падает, зацепившись на секунду за одеяло. Плотная бумага скорее загнута, чем смята, и раскрывает тайное сокровище будто бы со вздохом облегчения. Передо мной лежит книга. Вроде бы. Скорее толстая тетрадь. На обложке ничего не написано, равно как и на корешке, нет и намёка на содержание. Переднюю обложку не отличить от задней, и я верчу книгу, пытаясь понять, где же начало. Старинный переплёт на ощупь напоминает мягкую замшу. Поднимаю обложку – пусто. Переворачиваю вверх ногами – и открываю снова. С первой страницы на меня смотрит прекрасная Белая Ведьма, и я отбрасываю тетрадь.

– Мне не нужна ещё одна книга сказок, мама. Зачем ты принесла мне это?

Я так надеялась, что тут будет что-нибудь – хоть что-нибудь! – что объяснит происходящее. Какой-то якорь в моём безумном мире. Но нет, опять сказки про Белую Ведьму!

– Пожалуйста, милая, посмотри, – мягко просит мама. – Это не сказка. Некоторое время я сижу уставившись на книгу, мысленно желая ей всяких гадостей. Но потом снова беру её в руки. Пролистав первую страницу с Ведьмой, я понимаю, что это действительно не сборник сказок. Никаких там «давным-давно», никаких «жили долго и счастливо». Это чей-то дневник или скорее письмо. Послание.

– Это она написала? – спрашиваю я, и мама кивает в ответ. – Это её портрет? – показываю я на рисунок на первой странице.

– Да, это она. Твой папа нарисовал и сохранил на память. Он был не только прекрасным обрядчиком, но и талантливым художником. Он показал мне этот рисунок, чтобы подтвердить ваше сходство. Он говорил, что твоя родная мать была прямым потомком Мории и Белой Ведьмы. Видишь, как ты похожа на неё? Рисунок твоего отца, но почерк здесь не его. Это её письмо, её история. – Мама с любопытством заглядывает мне через плечо. – Я не читала эти строки. Хранила для тебя, ждала, пока придёт то самое время. – Со вздохом мама заправляет мне за ухо прядь волос и добавляет: – Вот только время никак не приходило. Я листаю страницы, исписанные аккуратным наклонным почерком.

– Смотри, мама, вот это она написала, когда ждала ребёнка!

Я волнуюсь, сама того не желая, и показываю маме интересные строки.