Вдалеке слышны полицейские сирены. Мы замечаем мигалки машин, расставленных на перекрестках. Каэлина, как всегда, предельно сосредоточена. Мы приближаемся к запрещенной зоне, пролезаем между досками изгороди и продолжаем путь под прикрытием. Едва заметная тропинка усыпана отбросами, и приходится замедлить шаг. Мы останавливаемся, чтобы свериться с картой: до укрытия «сорняков» — не больше трехсот метров. Мы переходим две улицы, затем поднимаемся по вытертым ступенькам развороченного жилого дома, на пятом этаже толкаем единственную уцелевшую дверь и обнаруживаем свой наблюдательный пост. В одно окно виден завод, а в другое — вход в наше здание. Наконец-то мы можем поговорить, и первой голос подает Каэлина:
— Сними рюкзак и положи его за этой перегородкой. Что-то мне неспокойно. Эти «сорняки» смахивают на дилетантов. Подготовка была халтурная.
— Все пройдет хорошо. К тому же нам повезло, что они так быстро поверили.
— Именно это мне и кажется чересчур подозрительным. По-моему, они о чем-то догадываются. Возможно, это задание — способ от нас избавиться.
Каэлина достает бинокль и рассматривает завод, а я разворачиваю план.
— Ты заметила красную урну?
— Нет, но это нормально: она стоит в закутке. Зато очень хорошо просматриваются патрули с собаками.
Заняться нам нечем, и я прошу Каэлину рассказать о своем детстве в Доме для девочек. Я готов услышать отказ, но она на удивление легко соглашается. Как она уже говорила, ее остров называется Силоэ. Там такие же, как у нас, абсурдные правила приема пищи и сна. Безжалостная дисциплина бритоголовых Матрон и панический страх детей, которых солдаты лупят за малейшую провинность. Я убеждаюсь, что жизнь в Доме моей подруги отличается только программой физических упражнений. Девочки тренируются сохранять равновесие на высоких и узких площадках, а также выполняют упражнения на гибкость, мучительно извиваясь и залезая в тесные ящики. Каэлина тяжело вздыхает, когда говорит о своих навеки потерянных подругах и «сестренке» Люсии, которая скоро станет служанкой-рабыней.
— И вы ни разу не играли в инч?
Видя ее недоумение, я подробно пересказываю правила нашей любимой игры и живописую наши ожесточенные бои. Я также упоминаю о гибели Спурия, а она морщится от отвращения:
— И тебе это нравилось…
После долгой паузы я продолжаю:
— Ты знала, что в Доме я возглавил восстание?
— Я читала твое досье, Мето, но, как вижу, тебе об этом не сказали. Серьезное ранение, двое погибших друзей, остальные сурово наказаны. И ради чего все это? Просто так?
— Нет, не просто так. Я понял, что мы можем влиять на собственную жизнь, можем изменить свое будущее и будущее тех, кого мы любим: например, твоей малышки Люсии…
— Это как же? Мир отвергает детей. Не строй себе иллюзий: единственный путь спасения — повиновение власть предержащим.
— А если бы существовал реальный выход для твоих подруг и моих друзей, ты встала бы на мою сторону?
Каэлина вздыхает, поднимая глаза к небу.
— Мето, — наконец отвечает она, — значит, это все-таки правда: ты действительно собираешься бороться против Юпитера и хочешь, чтобы я стала твоей сообщницей? Нет, Мето.
— Ты такая же, как я, Каэлина, и прекрасно знаешь, что нас заставляют вести скверную жизнь. Мы должны перепробовать все, чтобы освободить от рабства тех, кого любим.
Она смотрит на свои часы и произносит:
— По-моему, нам пора.
На улице уже полно народу. Люди молча прогуливаются, изредка собираясь небольшими группками. Некоторые несут на плечах детей. Доходя до перекрестков, все поднимают руки вверх, словно их подвергают полицейской проверке, но не замирают, а продолжают идти вперед, улыбаясь и не обращая внимания на распоряжения полицейских. Чувствуется всеобщее напряжение, но толпа так многочисленна и целеустремленна, что ее не остановить. Слившись с людской массой, мы пересекаем кордоны, но вскоре вынуждены выбраться из потока, чтобы направиться к объекту нашего задания. Мы бежим вдоль стен до ниши, обозначенной на плане. До красной урны — метров пятьдесят. Ни в коем случае нельзя высовывать голову и следить за патрулем. Можно полагаться лишь на звуки голосов и шаги по асфальту. В голове отдается слабое тиканье таймера. Мне не терпится с этим покончить: я пойду один, а Каэлина отойдет в сторону, чтобы в случае чего отвлечь внимание на себя. Я подбочениваюсь, чтобы не дрожали руки, Каэлина взъерошивает мне волосы и еле слышно говорит:
— Давай!