Они вышли из моей тюрьмы-больницы и начали шептаться в коридоре. Сквозь мешок на голове и гул загадочного устройства я почти не слышала, о чем они говорят. До меня доносились лишь обрывки фраз: «…приблизительно семь с половиной месяцев… слишком рано… синие… да, синие…»
Они снова всей толпой ввалились в мою камеру. У моих ног послышались шаги. Мужские руки развязали щиколотки, и на виду у всех этих посторонних людей, которых я даже не видела, стянули с меня брюки, затем трусы и раздвинули ноги в стороны. Я отбивалась изо всех сил, пиная того, кто стоял у меня в ногах, во что-то мягкое. Надеюсь, мне удалось попасть в пах.
– Расслабьте ноги, юная леди, или мне придется вколоть вам успокоительное. Рональд, иди сюда, подержи ей ноги, – произнес Доктор.
Доктор держал ледяные, напоминающие паучьи лапы пальцы у меня на животе, нажимая в разных местах. Точно так же, только по совершенно другим причинам, целыми днями делала я. Черное зло в противовес чистой любви.
– Вот здесь, вот этот маленький изгиб, это пенис. Совершенно определенно мальчик, – говорил Доктор.
– Это сердце. Очень крепкое. Очень, очень крепкое. Мальчик здоров. Он весит сейчас около трех фунтов, – продолжал Доктор.
Но пару Очевидность все эти подробности, похоже, не интересовали.
– Вы уверены, что у ее родителей тоже синие глаза и светлые волосы? – поинтересовался мистер Очевидность.
– Абсолютно.
– А у отца этого ребенка тоже?
– Мы не можем наверняка знать, кто отец, но полагаем, что это ее парень. Если это юноша, с которым мы видели ее за пару дней до того, как ее изъять, то он тоже синеглазый блондин.
– Я возьму ребенка, только если у него будут светлые волосы и синие глаза, – заявила миссис Очевидность. – Туземному малышу в моем доме не место.
Она засмеялась, хотя было абсолютно ясно, что она не шутит.
– Это ваше право, у нас очередь из клиентов. Но за вами право первого выбора. Особенно с учетом того, что случилось с последней девушкой.
– Вы просто дайте мне белокурого малыша с синими глазами, – ответила миссис Очевидность, поперхнувшись очередным самодовольным смешком.
Поскольку переключатель любви к моему ребенку совершенно определенно находился в положении «Вкл.», у меня все оборвалось внутри.
Эта беседа только придала мне решимости. Решимости, в которой я не нуждалась. Она подхлестнула и укрепила мою ярость. Она ее подпитала и возвела вокруг нее защитные укрепления. Я думаю, сам Господь Бог развел бы своими божественными руками в знак поражения, столкнувшись с такой абсолютной и потусторонней ненавистью, как моя. Мое стремление сбежать и осуществить кровавое возмездие стало неукротимым. Ярость выжгла слезы на моих глазах. Я запеленговала этих ни о чем не подозревающих кретинов, и в жестокости планов со мной осмелился бы потягаться лишь сам Дьявол, но и он наверняка бы проиграл. Я сама превратилась в дьявола. Если бы Сатана был матерью, то он наверняка был бы именно таким, как я.
Посетители зашаркали к выходу.
– Рональд, оставь эту штуковину здесь, – произнес Доктор. – Нет никакого смысла таскать ее туда-сюда. К этой пациентке мы больше не придем. То есть, я хотел сказать, пока у нее не отойдут воды. Звони только в случае проблем.
Комната опустела. В ней остался только мой тюремщик,
Наступила мгновенная тишина, момент абсолютного спокойствия, после чего он шагнул ко мне и снял наволочку.
Рональд, которого я попытаюсь в своем повествовании не называть по имени, чтобы продемонстрировать всю степень моего презрения, развязал путы. На долю секунды его физиономия показалась мне знакомой до мелочей, наскучившей, как собственные родители. Это чем-то напомнило ситуацию, когда гостившая у нас Нана уезжала, оставляя меня наедине с родителями, и меня охватывало безразличие – все вокруг было знакомым до тошнотворности. Но можете не волноваться – этот момент быстро миновал, сменившись непостижимой глубины ненавистью. Именно это мне и было нужно. Это была эмоция, позволявшая разрабатывать план побега и мести. Схватив свое нижнее белье и джинсы, я натянула их.