Несмотря на все концептуальные и формальные изменения, которые прошли от первых сложенных палочек и ракушек на Маршалловых островах до современных навигаторов, карта остается крайне неточной и очень субъективной моделью действительности. Распространенный некритический подход пользователей к современной картографической продукции, вызванный доверием к технологии и строгой современной визуальностью карт, приводит практически к слепому доверию и, как следствие, обладает громадной силой и властью [Perkins, 2008].
До XV–XVI вв. европейская картография была очень ограничена и в основном состояла из навигационных карт побережий, схематических маршрутов и символических религиозных репрезентаций [Kramptom, Krygier, 2014]. Развитие именно этих ветвей картографии объяснятся рядом социальных и экономических причин и отображает господствующую картину мира, в которой пространство воспринималось дискретно, набором уникальных мест, а не геометрически определенным, непрерывным пространством, которое в большей степени определялось временными координатами. Преобладание вербального способа описания над визуальными также вполне соотносится с этой картиной мира, которая подразумевает мир как набор уникальных мест, поскольку каждое место может быть аккуратно описано без необходимости выявлять и понимать пространства между конкретными местами [Branch, 2014]. Эта пространственная концепция прослеживается и в использованных визуальных методах. Города, уникальные и чрезвычайно важные по нашим современным понятиям места, были внемасштабны. Между ними находилось пустое пространство, не заполненное смыслами, которое в большей степени определялось временными координатами. Стоит отметить, что в этот период развития европейской цивилизации категория «время» доминировала над категорией «пространство». Тот лексикон, который использовался для описания пространства, на самом деле базировался на временных координатах – так, например, испанское слово «espacio» (которое сейчас переводится как «пространство») только в начале XVI в. начало использоваться для обозначении плоскости и только среди профессиональных картографов и космографов [Branch, 2014].
Комбинация представлений о взаимоотношении времени и физических расстояний для определения места очевидна на средневековых Маппа мунди. Эта разновидность средневековых карт, репрезентирующих доминирующую, христианскую картину мира, исходила из религиозных взглядов на мир, а не реальных мест и окружающей действительности, перемешивая исторические и современные события в одной картине [Kramptom, Krygier, 2014].
Современная картография во многом наследует традиции, правила и техники, установленные в европейском Ренессансе. Ключевыми моментами в истории развития картографии и определением пространственной парадигмы, которая до сих пор господствует, стали перевод птолемеевской «Географии» на латынь и открытие западной цивилизацией координатной сетки. Понимание мира как сетки, в которой у каждой точки есть координаты, было внушено обывателям задолго до того, как фактически стало возможно с большой степенью точности измерить эти координаты.
Введение математических законов, координатной сетки и проекций до сих пор остается переворотным и ключевым переломным моментом в истории картографии. Позднее, в XVI в. карты станут ориентировать на север, в XIX и XX вв. ведутся споры о введении нулевого меридиана, центрировании карт и математических проекциях, но «все дебаты ведутся в рамках одной и той же координатной сетки».
Появление координатной сетки привело к практически полному исчезновению других, негеометрических видов картографирования, например Маппа мунди. Средневековые картографические практики – подчеркивание мест особого религиозного или культурного значения – уступили «научному» картографированию и геометрической точности. Эти способы визуальной репрезентации пространств, свободные от птолемеевской координированной определенности, тем не менее нашли свое место в социальных практиках последующих веков – и стали основой широкого пласта работ современных художников. Практически все современные художники от Поля Сезанна до французских ситуацианистов 50–60-х годов в своих работах обращались к темам репрезентации пространства, с более или менее критическим и политическим взглядом. Анализу картографических произведений на территории искусства XIX, XX и XXI вв. посвящено большое количество литературы, однако доминирующим взглядом на данные работы, а также художественные практики остается взгляд культуролога и историка искусств, а не картографа или географа [Obrist, 2014].