Метод Шерлока Холмса (сборник)

Они во всех отношениях вели себя точно так же, как в предыдущие пятницы, когда мы наблюдали за их игрой. Навязчивые движения Гонта, как и прежде, бросались в глаза, но не более, чем обычно. Апвуд, по своему дурацкому, однако вполне невинному обыкновению, сыпал шуточками, называя пиковую даму «роковой красоткой», а карты бубновой масти – «алмазами».

Несколько минут спустя Холмс дотронулся до моего рукава и прошептал:

– Я убедился, дружище. Можем уходить.

– Но в чем, Холмс? – настойчиво спросил я, следуя за ним к выходу.

– В том, что они шулеры, разумеется! – отмахнулся Холмс, словно это было совершенно очевидно.

– Но, Холмс… – начал я, однако продолжить фразу не успел: прямо за дверями салона мы повстречали Годфри Синклера, который бегом поднимался по лестнице в игорный зал, несомненно вызванный туда одним из своих подчиненных. Теперь ему было не до светских манер.

– Мистер Холмс… – воскликнул он, но, как и я, осекся.

– Да, мистер Синклер, они действительно плутуют, – сообщил ему Холмс в той же отрывистой манере, в какой он говорил и со мной. – Однако советую вам до поры до времени ничего не предпринимать. Я сам этим займусь. Загляните ко мне в понедельник в одиннадцать часов утра, и я объясню вам, каким образом все уладить.

С этими словами он быстро стал спускаться по лестнице, а его клиент так и остался стоять на верхней площадке с открытым ртом, ошеломленный стремительной развязкой.

Понимая, что Холмсу, когда он пребывает в столь решительном настроении, лучше не докучать, я ни разу не заговорил о случившемся. На следующий вечер он сам упомянул об этом, однако столь уклончиво, что в то время я не понял значения его слов.

– Не хотите ли провести вечерок в варьете, Уотсон? – небрежно спросил он.

Я удивленно глянул на него из-за своей «Ивнинг стандард», которую читал, расположившись у камина.

– Варьете? – повторил я, озадаченный внезапным интересом Холмса к легкому жанру, которым он раньше никогда не увлекался. Опера или концерт – это да. Но варьете?! – Пожалуй, там можно неплохо развлечься и отдохнуть. И что же у вас на примете?

– Насколько я знаю, в Кембриджском мюзик-холле[11] задействовано несколько отличных артистов. Идемте, Уотсон. Нам пора.

Захватив свое пальто, шляпу и трость, он быстро направился к лестнице. Я вынужден был поспешить вслед за ним.

Мы подъехали к началу второй части представления, состоявшей из нескольких номеров, ни один из которых, насколько я мог судить, не представлял для Холмса никакого интереса. Там был ирландский тенор, исполнявший сентиментальную песенку о юной девице по имени Кэтлин; потом его место заняла дама в огромном кринолине, который раздвинулся наподобие занавеса и выпустил на сцену дюжину маленьких собачек, и они принялись прыгать через обруч и танцевать на задних лапках; затем вышел комик в клетчатом костюме, с огромным носом на мрачном лице, он отпустил несколько заезженных шуток насчет своей жены, которые публика нашла чрезвычайно уморительными.

После комика на сцене появился некто граф Ракоци – цыган из Трансильвании, которого Председатель[12], ударив своим молоточком, представил как маэстро телепатии и мысленных манипуляций.

Я почувствовал, что Холмс, сидевший рядом со мной, напрягся, и догадался, что это и был тот самый номер, ради которого он сюда пришел. Я тоже подтянулся и сосредоточил свое внимание на сцене. Занавес раздвинулся, и перед публикой предстал низенький человечек, обладавший, однако, весьма примечательной внешностью.

Его лицо и руки были неестественно бледны (подозреваю, тут не обошлось без грима) и драматически контрастировали с черными как смоль волосами, что придавало ему поистине мефистофельский вид. Это сочетание черного с белым повторялось и в одежде: он артистическим жестом снял блестящий шелковый цилиндр и скинул длиннополое черное пальто на белой атласной подкладке, под которым оказался черный вечерний костюм с белоснежной манишкой на груди.

Он передал цилиндр и пальто своей ассистентке, которая была в весьма экзотичном наряде, состоявшем из длинного платья, сшитого из разноцветных шелковых шарфов, которые при каждом ее движении вспархивали вокруг фигуры. Ее головной убор был сделан из тех же разноцветных шарфов, искусно завязанных тюрбаном, который был расшит крупными золотыми блестками, переливавшимися в свете газовых ламп.

Когда аплодисменты смолкли, Ракоци придвинулся к рампе и с сильным акцентом (по-видимому, трансильванским, если таковой язык вообще существует) объявил, что посредством одного лишь телепатического метода берется угадать любую вещь из числа предложенных ассистентке зрителями. При этом на глазах у него будет повязка, предварительно проверенная Председателем.