Кип говорит, что любит меня.
Пока я лежу на больничной койке.
Сразу после того, как он рассказал мне об идеальной жене и идеальной дочери, которых оплакивал долгие годы.
Я точно не знаю, что они были идеальны при жизни, но умершие жены и дети, как правило, живут в памяти вечным совершенством.
— Я думал, что смогу с этим справиться, — бормочет Кип, глядя на свои ботинки, затем снова на меня. — Заботясь о тебе. Ты самый сильный человек, которого я когда-либо встречал. Я же не на другом конце света, не на службе. С тобой ничего не должно было случиться, — он смотрит на мой живот. — А потом ты забеременела. И я не смог бы пережить потерю еще одного ребенка. Итак… я сделал то, что сделал. И мне чертовски стыдно. И ты лежишь на чертовой больничной койке.
Еще больше страданий. И чувства вины. Да, он наказывал себя. Ясно как божий день.
Ох, как сильно мне хотелось встать с постели и заползти к нему на колени. Я хочу сказать ему, что прощаю его.
— Нет слов, — говорю я, мой голос хриплый и слабый. — У меня абсолютно нет слов, чтобы объяснить, как мне жаль, что это случилось с тобой. Как это, блять, ужасно.
У меня мурашки побежали по коже от осознания того, что он пережил. То, что он потерял. Я не могу полностью осознать все, ведь столько дерьма произошло за такой короткий промежуток времени.
— Но мне жаль, — тихо говорю я ему. — Мне так чертовски жаль, что с тобой это случилось. И теперь, узнав, я могу понять многое. Могу понять, почему ты выбрал ту жизнь, которой жил. Почему ты хотел, чтобы между нами была дистанция. Черт возьми, я даже могу понять твою первоначальную реакцию на беременность.
Я смотрю на сломленного мужчину рядом с моей кроватью, ловящего каждое мое слово.
Вздыхаю, хмуро глядя на гипс на своей руке.
— Могу принять все это, — продолжаю я. — На неделю. Может быть, две. Но это не сработает как полное оправдание того, что ты так обращался со мной в течение пяти гребаных месяцев.
Кип морщится, и нежная часть моего сердца отзывается болью от этого движения, немедленно желая взять свои слова обратно. Но у меня также есть более твердое, окаменевшее сердце, разбитое и разрушенное мужчинами.
— Знаю, что наши брачные клятвы были ерундой, что мы не говорили их серьезно, как большинство людей, так что у тебя не было никаких обязательств передо мной.
Я покручиваю золотое кольцо на левой руке. Мне хотелось отказаться от обручальных колец, но нужно было поддерживать образ.
— Но я также думала, что у нас было… что-то, — слабо говорю я. — Что-то, чего никто из нас не хотел признавать, но это было, — я глубоко вздыхаю, не желая говорить то, что должна. Хотелось бы все забыть.
Это так заманчиво.
— Но ты использовал свою травму, чтобы испортить все нахрен, — говорю я наконец. — Оставил меня проходить через это в одиночестве. И у меня не было выбора.
Я прикусываю губу, готовясь к тому, что собиралась рассказать.
— Раньше у меня был муж, который сталкивал меня с лестницы или бил по лицу, когда я теряла наших детей.
Кип резко втягивает воздух, как будто высасывая весь кислород из комнаты. Его поза становится напряженнее, ярость охватывает тело.
Я ожидала такой реакции.
Возможно, за последние несколько месяцев он и не соответствовал всем правилам защиты альфа-самца, но альфа-самец в нем проснулся с удвоенной силой.
Я удивлена, что он не топает по комнате, ломая вещи.
— Да, ты не единственный, у кого трагическое прошлое, — говорю я ему с грустной улыбкой. — Возможно, я оставила свое прошлое на совершенно другом континенте, но оно легко последовало за мной. И мне не удалось всего избежать. Я не могла игнорировать это так, как ты игнорировал меня.
Я кладу здоровую руку на живот. Даже сейчас моя грудь сжимается от беспокойства. На секунду зажмуриваю глаза, прежде чем открыть их и снова сфокусироваться на Кипе.
Его пристальный взгляд прикован ко мне. В них еще одна пытка. Еще больше страданий. Еще больше ярости.
— Теперь, я уверена, у тебя было много потрясений, — говорю. — Я не сбрасываю это со счетов. Но не могу игнорировать. Я живу в своем теле каждый чертов день. Я не могу ни на секунду отбросить мысли, что у меня случится еще один выкидыш и мне
Лицо Кипа становится пепельно-серым. Меня охватывает чувство вины. Но он заслужил это. Потому что, несмотря на мою жалость по этому человеку, я сама прошла через своего рода ад. На самом деле, я еще там, пламя все еще обжигает.
— Итак, я бесконечно сожалею о том, через что тебе пришлось пройти, но это не дает тебе права «выйти из тюрьмы досрочно», — мягко произношу я. — Ты не вернешься в мою жизнь таким образом. Наше соглашение, которое мы так искусно заключили, все еще в силе.
Он смотрит на меня, быстро моргая, выражение его лица напряженно, полное боли. Полное сожаления.
— Я верну тебя, — клянется он после нескольких долгих мгновений, видимо, он переваривал все, что я сейчас сказала.
Мой желудок сжимается от его слов и решительного тона. Это нервирует.