— Дело сделано, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. — Конечно, это будет выглядеть очень сомнительно, если мы сразу подадим заявление, так что нам придется на некоторое время разойтись, нести какую-то чушь о пространстве, или сознательном расходе, или как там, блять, называют это в наши дни.
Ох, как же хотелось выпить.
Еще один месяц.
Я выпью текилу в родильной палате.
— Через какое-то количество времени мы разведемся, — продолжила я. — Не знаю, каковы твои планы на будущее, но я буду платить тебе ежемесячно, чтобы в конечном итоге выкупить у тебя дом, — я оглядел единственный дом, который у меня когда-либо был. Место, где я хотела растить свою дочь.
— Хотя, вероятно, это растянется на пятьдесят лет, — усмехнулась я, думая о том, сколько Кип заплатил за коттедж на берегу моря в штате Мэн при нынешних ценах.
Моя рука потянулась к животу, и я по-прежнему не смотрела на Кипа. У меня ни за что не хватило бы на это смелости.
— Я не знаю твоих планов относительно ребенка теперь, когда ты… — я хотела сказать «одумался», но это прозвучало бы немного горько. — Передумал, — сказала я наконец, глядя на бушующий океан за окнами. — Я не стану скрывать ее от тебя. Ты может видеться с ней, когда захочешь… если захочешь.
Я не знала, что еще сказать. Я просто стояла посреди своей кухни, глядя на волны и вдыхая запах выпечки, которую Кип испек мне в первый день нашего брака и, вполне возможно, в последний.
Какая, блять, ирония.
Он заговорил не сразу.
Что, конечно, вывело меня из себя. Я схватилась за стойку, чтобы не упасть в обморок. Если он собирался оставить меня — оставить нас — мне нужно стоять, когда он это сделает.
Шаги Кипа были тихими. Я затаила дыхание. Его жар коснулся моей спины, а затем его рука легла мне на бедро, мягко разворачивая меня. Я уставилась на его грудь, все еще не желая или не в состоянии встретиться с ним взглядом.
Мое сердце билось где-то в горле.
Он схватил меня за подбородок, чтобы приподнять его, заставить встретиться с ним взглядом.
Я приготовилась к пустоте, к маске жестокости. Но ее там не было. Его глаза были похожи на тот океан, на который я только что смотрела. Дикие, чертовски красивые.
— Моя жена… моя первая жена… Я любил ее, — сказал он тоном, которого я никогда раньше не слышала. Это было мягко, вымученно, с сожалением. У него даже не было такого тона в ночь шторма. Это пронзило меня прямо в гребаное сердце.
Он крепко держал меня.
— Я любил ее, как мальчик любит девочку, думая, что любовь делает его мужчиной, — продолжил он. — Это не было по-взрослому, это не было сложно. Это было просто. И все могло бы так и остаться, все могло бы остаться просто прекрасно, если бы я не сделал тот выбор, — он вздохнул. — Опять же, я хотел быть мужчиной, не похожим на отца, таким, который не был ограничен жизнью в маленьком городке. Я был эгоистом и искал славы.
Я хотела поспорить с ним, сказать ему, что он не мог быть эгоистом даже тогда. Я хотела сказать ему, чтобы он перестал быть таким чертовски суровым к парню, который делал все, что мог.
— Вначале, я думал, что уезжаю, не беспокоя ее, — сказал Кип. — Да, она очень беспокоилась обо мне и не хотела жить без меня, но она тоже была молода. Искала свою собственную идентичность. И поначалу ей нравился титул «жена военного». Нравилось, что она служила стране по-своему, — он покачал головой, несколько мгновений глядя на океан, прежде чем снова перевести взгляд на меня.
— Реальность всего этого быстро обрушилась на нас, — пробормотал он. — Быстро нанесла удар по нашей чистой, юной любви. Возможно, это не оставило бы шрамов, если бы я не нашел там свое место, если бы у меня не было навыков, которые заставляли меня пропадать все дольше и дольше. Но я это сделал. Я ушел. И ей не очень нравилось быть все время одной. Я не виню ее. Мы должны были любить друг друга. Она думала, что, когда забеременеет, я вернусь домой навсегда. Так думали многие. Я тоже. Пока это не произошло на самом деле. Даже тогда я не был достаточно мужественным, чтобы прекратить убивать и вернуться домой, к своей жизни. К своей дочери.
Его рука легла на мой живот, потирая его, как будто желая убедиться, что он все еще там. Что наша дочь все еще там.
Я знала это чувство. Я пила воду со льдом и растирала живот, чтобы «разбудить ее», когда она слишком долго не брыкалась. Не то чтобы мне часто приходилось это делать, потому что дочь Кипа вышибала из меня дух.
— В конце концов, я не думаю, что она сильно любила меня, — сказал он, шокировав меня.
Я моргнула, глядя на него. Его глаза не слезились от любви, за которую он держался. Они были грустными. Но не задумчивыми.
— От нас с ней ничего не осталось уже тогда. Но я все еще любил ее. За то, что старалась, была со мной. За то, что произвела на свет мою дочь, заботилась о ней.
Он погладил меня по лицу, вытирая слезу.
— Мои чувства к тебе не детские, они немного некрасивые, и чертовски сложные. Я ненавидел себя за то, что полюбил тебя больше, чем ее. Думал, что это делает меня плохим человеком. Без чести.
Он опустил взгляд на живот между нами.