Методика очарования

— А давай в машине посмотрим, — пришла мне в голову счастливая мысль.

Катерине она тоже понравилась.

— Молодец, Санчо, правильно соображаешь. Только сперва мы все же побеседуем с Ларисой Ивановной. Лариса Ивановна! — гаркнула подруга во весь голос. — Можете войти. В вашем возрасте уже некрасиво подслушивать под дверью!

Домохозяйка немедленно появилась в кабинете, причем на лице ее не было заметно ни тени смущения. Я знаю таких тетушек: они считают, что, поступив на службу к одинокому молодому мужчине, должны не только поддерживать его дом в чистоте и порядке, но и опекать великовозрастное дитя, как родная мамочка. Бьюсь об заклад, что уважаемая Лариса Ивановна, несмотря на маленький стаж работы, знала о хозяине очень много. Наверняка все его разговоры она подслушивала, а то и шмонала карманы, сумки и те же ящики письменного стола.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — кивнула Катерина на жесткий даже с виду черный кожаный диван с высокой спинкой. Сама подружка уселась за письменный стол. Из-за ее плеча недобро блестел стеклами пенсне товарищ народный комиссар. В общем, антураж получился соответствующий — ни дать ни взять допрос врага народа.

Прочувствовала это и Лариса Ивановна. Она уселась на краешек дивана, потупилась и глубоко вздохнула: мол, готова я к чистосердечным признаниям, спрашивайте, господа! То есть, конечно, товарищи. Моя личность трусливо мялась у входной двери. Катерина приступила к допросу:

— Это действительно кабинет Никиты? В том смысле, что он здесь работал, — пояснила подружка.

— Это? — обвела глазами помещение Лариса Ивановна. — Да нет. Это просто… как бы правильно сказать? В общем, баб он сюда приводил. Постоянной девушки у Никитушки не было. Таскал кого ни попадя. Ему нравилось играть роль большого начальника, нравилось, когда девки покорными были. Срамота! Вон он, убивец, висит, — глазами указала Лариса Ивановна на портрет Берии. — Отца моего расстрелял, а за что? Поваром папка работал в заводской столовой. В меню написал — «Щи ленивые». Блюдо такое хохляцкое, старинное, между прочим! Люди отца уважали, а как же? Он ведь был настоящим профессионалом. Да, на беду, какой-то начальничек заглянул в столовую пообедать. Увидал эти самые щи и впал в возбуждение. А ну, говорит, подайте сюда главного повара. Отец вышел. А начальник и говорит: дескать, вы против ударного труда на благо социализма. Опошляете ударничество. Что значит — «ленивые»? Разве могут быть в эпоху строительства коммунизма щи ленивыми? Да вы, батенька, иностранный шпион! Ну и замели отца. Били его крепко. Вот он и сознался во всем, даже в шпионаже в пользу английской разведки. А какой он шпион? Всю жизнь проработал в поселке. Он и англичан-то в глаза не видел… Ну, разве что в Первую мировую войну. Да и то там, по-моему, были немцы…

— Печально, — сочувственно вздохнула Катерина. — Но давайте все же вернемся к Никите. С его личной жизнью все более или менее понятно. Теперь хотелось бы услышать что-нибудь о его профессиональной деятельности, о привычках… Что вы скажете о распорядке дня хозяина?

— Никакого распорядка у него не было, — ворчливо заметила Лариса Ивановна. — Приходил с работы поздно, ужинал дома редко — все по ресторанам болтался. А если и ужинал здесь, то всегда в компании с дружком своим. Ники-тушка внимательный был, всегда звонил: дескать, Ивановна, готовь пир на весь мир, прибуду с приятелем.

— С приятелем? — оживилась Катька, и глаза ее азартно заблестели, словно у гончей, напавшей наконец на след добычи. — Кто такой?

Лариса Ивановна хотела сделать вид, что понятия не имеет, с кем водился Никита, но под строгим взглядом нескольких пар глаз (в том числе и чучела медведя) поняла, что этот номер не пройдет, и выдала прямо-таки досье:

— Саламатин Михаил Игоревич, 1974 года рождения, разведен, имеет трехгодовалого сына. Где проживает, сказать не могу — выяснить не успела…

— Круто! — выдохнула я, а Катька сдержанно добавила:

— Мы в вас не ошиблись.

Обрадованная домохозяйка повела широкими плечами, довольно улыбнулась, а потом… заговорила с большим воодушевлением и без остановок. Из ее пятнадцатиминутного монолога мы узнали много интересного о соседе, ныне покойном. Оказывается, Никита засыпал исключительно при свете ночника и в компании со старым плюшевым осликом, на завтрак предпочитал гречневую кашу с молоком, а самые любимые трусы Кита — цвета спелых одуванчиков. Мелочи вроде мыла, шампуня, одеколона Лариса Ивановна не запомнила: «Больно уж названия мудреные».