Теперь я сказал достаточно, чтобы предположить, что монетаризм в 1960–е годы был «прогрессивной» исследовательской программой, породившей собственные «новые факты», например: что управление спросом влияет на реальный выпуск лишь в краткосрочном периоде; что этот краткосрочный период обычно длится два года; что в долгосрочном периоде только политика, влияющая на предложение, способна снизить уровень безработицы; и что неуклонное таргетирование темпов роста денежной массы вылечит инфляцию в течение двух–трех лет. В то время как монетаризм I вида в 1970–е годы деградировал, в 1980–х эстафету подхватил монетаризм II вида, предсказывавший еще более драматические новые факты и содержавший новое «твердое ядро» и новую «позитивную» и «негативную» эвристику.
Подвести итог 56–летней эволюции макроэкономики одним дерзким обобщением, конечно, будет претенциозно, но я убежден, что движущей силой в этой длинной саге была погоня за эмпирическим обоснованием. Я не отрицаю, что специалисты в области макроэкономики хотели бы взять на вооружение идеи, которые соответствуют их идеологическим и политическим предубеждениям — в конце концов они тоже люди. Мало сомнений в том, что кейнсианская экономическая теория привлекла многих экономистов в 1930–е годы оттого, что они хотели поверить в такую экономическую теорию, которая открывала бы перспективы в борьбе с депрессией. Однако, если бы эмпирические предсказания Кейнса были опровергнуты не один раз, а опровергались снова и снова, они бы вскоре отказались от кейнсианства, несмотря на все его привлекательные моменты. Аналогичным образом, стойкая защита Фридменом свободы рынка, как и его общая политическая позиция, склоняли правых экономистов в пользу его работ о деньгах и в то же время настраивали левых экономистов против его монетаристских взглядов. Но несмотря на мощное возрождение правой политики в эпоху Рейгана и Тэтчер, монетаризм в 1980–е годы лишился поддержки в силу своих плохих эмпирических достижений. Рассуждая в том же ключе, я бы сказал, что если бы новая классическая макроэкономика смогла продемонстрировать ряд разительных подтверждений своих основных предсказаний, к сегодняшнему дню она бы завоевала поддержку многих экономистов, сделавших выбор не в ее пользу.
Я не могу утверждать, что именно такой все и видят историю макроэкономики со времен Кейнса. Например, Бэкхаус (Backhouse R.E., 1991а) и Мэддок (Maddock R., 1991) смотрят на нее примерно так же, как я, но Гувер (Hoover K.D., 1988, 1991) предпочитает Лакатошу Куна и уделяет больше внимания чисто техническим головоломкам, порождаемым следующими друг за другом макроэкономическими моделями. Наличие подобных разногласий неудивительно. Сейчас мы только начинаем видеть кейнсианскую революцию в ретроспективе. От зенита славы монетаризма нас отделяют лишь два десятилетия, и, следовательно, в будущем мы практически наверняка будем пересматривать свой взгляд на его взлет и падение.
Глава 13
Теория человеческого капитала
Теперь мы обратимся к теории, требующей полномасштабного рассмотрения, которому она подвергалась редко. О рождении теории человеческого капитала в 1960 г. объявил Теодор Шульц. Само рождение, можно сказать, имело место двумя годами позже, когда в октябре 1962 г. «Journal of Political Economy» выпустил дополнительный номер под названием «Инвестиции в людей». Этот номер, кроме нескольких других первопроходческих статей, включал предварительные варианты глав монографии Гэри Беккера «Человеческий капитал» (1964), которая с тех пор является классическим трудом в данной области. Таким образом, теория человеческого капитала остается с нами вот уже более двадцати пяти лет, на протяжении которых поток литературы по этой проблеме не ослабевал, по крайней мере до 1980–х годов. Первый учебник, целиком посвященный теории человеческого капитала, вышел в 1963 г. (Schultz T.W., 1963). После временного затишья в середине 1960–х индустрия учебников вновь взялась за дело: между 1970 и 1973 гг. целых восемь авторов брались за эту задачу, кроме того, одна за другой появились семь антологий классических статей по теории человеческого капитала и смежным с ней вопросам. В более близкие к нам годы вышло еще три учебника (Psacharopoulos G. and Woodhall M., 1985; Psacharopoulos G., 1985; Cohn E. and Geske T.G., 1990). Возможно, уже настало время спросить о результатах. Оправдала ли теория высокие ожидания ее основателей? Прогрессировала ли она, все глубже и основательнее разбираясь с проблемами, которым была посвящена, или мы видим признаки стагнации и недомогания?