Методология экономической науки

Отсюда Фридмен быстро переходит к своей основной мишени для критики, а именно, представлению, что соответствие предпосылок теории реальности является проверкой ее обоснованности, причем проверкой самостоятельной и дополнительной по отношению к проверке ее предсказаний. Это широко распространенное мнение, пишет он, «фундаментально ошибочно и вызывает много путаницы» (р. 14). Предпосылки не только не обязаны быть реалистическими, напротив, даже лучше, если они далеки от реальности: " чтобы быть значимой, гипотеза должна иметь дескриптивно неверные предпосылки». Это пылкое преувеличение Самуэльсон впоследствии окрестил «экстремальной версией F–уклона».

Далеко не ясно, как отметили многие комментаторы (Rotwein E., 1959, р. 564–565; Melitz J., 1965, р. 40–41; Nagel E., 1961, р. 42–44; 1968), что имеется в виду под «реализмом» предпосылок. Предпосылки экономической теории иногда называют «нереалистичными» в том смысле, что они абстрактны. Как мы видели выше, Фридмен имеет в виду в том числе и это: «реалистические» предпосылки дескриптивно точны в том смысле, что они учитывают все релевантные переменные и не исключают какие–либо из них из рассмотрения. Конечно, Фридмену не составляет труда показать, что абсолютно любая теория, не являющаяся точной копией действительности, идеализирует поведение экономических агентов и чрезмерно упрощает предполагаемые начальные условия, а значит, является дескриптивно неточной. Так же легко он показывает и то, что, если простота является желательным свойством хорошей теории, все хорошие теории будут нещадно идеализировать и упрощать.

Но есть еще один смысл, в котором предпосылки теорий в общественной науке, такой как экономическая теория, можно называть «реалистичными», а именно — приписывают ли они экономическим акторам мотивы, которые мы как человеческие существа находим понятными. Доктрина Verstehen говорит нам, что это — желательный признак адекватного теоретизирования в общественных науках. Фридмен ближе к концу своей статьи активно опирается на эту интерпретацию словосочетания «реализм предпосылок» и отвергает ее так же категорично, как и интерпретацию в смысле дескриптивной точности: говорят ли предприниматели, что они пытаются максимизировать прибыль, или даже понимают ли они значение вопроса, на который их просят ответить, никак не является проверкой «реалистичности» того, что он называет «гипотезой о максимизации прибыли», поскольку дарвинистский процесс конкурентного соперничества гарантирует, что выживут только максимизирующие. При широком наборе обстоятельств, пишет он, «индивиды ведут себя так, как если бы они рационально стремились к максимизации ожидаемой прибыли… и полностью располагали данными, необходимыми, чтобы преуспеть в этом стремлении» (Friedman M., 1953, р. 21). Мы можем перефразировать его следующим образом: «чтобы быть значимой… гипотеза должна иметь дескриптивно неверные предпосылки», приписывая индивидам такие мотивы, которыми они «как будто» обладают, но сознательно обладать не могут (например, предполагая, что игроки в бильярд рассчитывают угол движения и кинетическую энергию бильярдных шаров всякий раз, когда укладывают шар в лузу); все, что имеет значение, — обладает ли теория, построенная на таких предпосылках, хорошей прогнозной силой. Это чуть ли не самый радикальный отказ от доктрины Verstehen, который можно было бы себе представить, и он эквивалентен методологии инструментализма: теории являются лишь инструментами построения прогнозов, или, еще лучше, «сертификатами», дающими нам право делать прогнозы (Coddington A., 1972, р. 12—13). Следовательно, при формулировке экономических гипотез в стиле «как если бы» мы не только отказываемся от попыток предложить какой–либо причинно–следственный механизм, связывающий поведение бизнесменов с максимизацией прибыли, а просто исключаем даже саму возможность подобного объяснения.