Методология и философия права: от Декарта до русских неокантианцев

В целом следует отметить, что политико-правовые теории XVII века претендовали на связь с натурфилософией. Всякое истинное знание должно обладать математической достоверностью. Для многих мыслителей XVII века математика представлялась совершенным методом исследований. Идеал «универсальной математики» и сама мысль, что все науки совершенны в той степени, в какой они могут быть изложены математическим способом, надолго завладели умами. Этот способ аргументации представлялся объективным и лишенным субъективных оценок и пристрастий, а философское знание выглядело доказательным, как точные науки.

Если исходить из этой посылки, то разнообразие нравов, обычаев, юридических норм и политических установлений подпадали под категорию заблуждения, а борьба мнений объявлялась плодом субъективизма, невежества и незнания. Если бы удалось осуществить идею универсальной математики, то в культурно-исторических проблемах, в вопросах права и государства, области морали и нравов установилась бы некоторая математическая твердость мнений. Самобытность и разнообразие культурно-исторического процесса сменились бы постоянством и неизменностью содержания. Кроме того, предписания этики и политики, выраженные с математической точностью, усваивались бы человечеством так же, как дети понимают четыре первых арифметических правила.

Рациональный натурализм отождествлял общественное бытие с бытием математическим. Социальная система, с этих позиций, подобна системе геометрии, в которой нет никакого изменения и развития, отношения между атомами-личностями носят характер вечный и постоянный. Данный подход выражается в учении о неизменном характере естественного права, последовательно вытекавшем из философских предпосылок механического взгляда на государство и общество. Принципы социального порядка и юридические нормы, согласно этой концепции, отождествляются с царством законов механической природы. Категории самосохранения, абстрактной личности, естественного состояния, общественного договора, права, государства имеют значение фигур и линий, которые используются в математической демонстрации.

Вместе с тем методологически важно, что уже на уровне классических доктрин естественного права XVII века не было совершенного отождествления социального и математического бытия; более или менее сознательно начинает противопоставляться понятию механической природы культурный и нравственный мир человека, как царство свободного установления. В лице Г. В. Лейбница естественно-правовая мысль уже четко показала отличие нравственных понятий от категорий механических. Приемлемость математических методов в области социальных наук, как покажут будущие концепции, прежде всего И. Канта и Г. Гегеля, не очевидна и не доказательна. Философское знание в целом и социальные науки в частности не должны ориентироваться на математические методы в силу специфики своего предмета исследования.

Резюмируя сказанное, отметим, что в приложении к социально-политическим вопросам математический метод не мог быть до конца оправдан. По своим задачам этот подход требовал разложения социальной материи на ряд константных отношений, которые есть в математике и механике. Натуралистической социальной философии в некоторых случаях удавалось формулировать отдельные положения, притязающие на общеобязательность истин математики и физики. Вместе с тем, когда дело доходило до построения общего здания социальной философии, общества, государства, права, тогда приходилось признавать их изменчивый характер: подлежащее времени и месту, зависимое от случайностей и исторических условий положительное право, конкретные формы правлений, изменение объема и видов прав человека. Теория естественного права не уничтожала разнообразия проявлений политико-правовой материи, она входит в него, как необходимое связующее звено между человеком и государством.

Как справедливо полагал Т. Гоббс, при всем разнообразии положительных законов всегда будет считаться гражданской добродетелью – их соблюдение и пороком – идти против них. И если в одном государстве справедливым считается то, что в другом является несправедливым, то везде имеет значение максима, постулирующая ненарушимость данных, установленных государством законов. Нарушать договор и, следовательно, преступать положительный закон – значит преступать закон естественный. Кража, убийство, прелюбодеяние и все преступления удерживаются естественным законом. Но что в государстве называется кражей, что убийством, что прелюбодеянием, что, наконец, преступлением, – все это должно определяться не естественным, но положительным законом: «Ведь хотя закон природы запрещает воровство, прелюбодеяние и т. п., однако, если гражданский закон прикажет посягнуть на что-то, это уже не будет воровством, прелюбодеянием и т. п.»[29].