Методология и социология психологии

В этой связи психологические обобщения можно разделить на востребованные (распространяемые в психологическом сообществе) и не востребованные (не выходящие за пределы конкретного текста или устного сообщения), отметив, что первые составляют «верхушку айсберга» в сравнении со вторыми, т. е. описанный в социологии науки процесс социализации знания порождает своего рода пирамиду, на вершине которой находится публичное знание, распространяемое в научном сообществе и разделяемое, по крайней мере, некоторой частью его членов, а в основании – локальное знание, т. е. те обобщения, которые не востребованы, но в любой момент могут быть актуализированы и переведены в разряд публичного знания. Соответственно, адресованные психологической науке упреки в том, что в ней существует дефицит устоявшегося знания (см.: Юревич, 2000; и др.), вызваны прежде всего дефицитом публичного знания, и эта ситуация производна от дефектов не столько производства, сколько распространения и социализации знания.

Психологические объяснения и интерпретации по своим социальным характеристикам близки к психологическим обобщениям, отличаясь от них своей когнитивной направленностью – не на фиксацию связи явлений, а на ее объяснение. Поскольку объяснение является одной из основных функций науки (Никитин, 1970), а сами ученые часто признаются, что поиск объяснений приобретает в их деятельности почти параноидальный характер (Eiduson, 1962), объяснения и интерпретации тоже составляют значительную часть психологического знания. К ним располагают также неписаные традиции научного исследования и оформления научных текстов: установив некоторую связь или выявив некий феномен, ученый, как правило, стремится их объяснить, и этот вид психологического знания обычно органически дополняет то «констатирующее» знание, к которому объяснения прилагаются.

Основные виды психологических объяснений в общем те же, что и в других науках: объяснение через подведение под общий закон, объяснение через сведение к теории, объяснение через указание влияющих на объясняемое событие факторов и предшествовавших ему событий и т. д. (см.: Никитин, 1970). Вместе с тем констатации специфики объяснений в социогуманитарных науках в сравнении с науками естественными (Вригдт, 1986; Harre, 1960; и др.) распространимы и на психологию. В частности, объяснение, подчиненное целям понимания, здесь играет не меньшую роль, чем объяснение путем включения объясняемых феноменов в некоторую устоявшуюся систему знания, а перечисление влияющих на эти феномены факторов куда более распространено, чем объяснение путем подведения под общие законы.

Принято считать, что одним из главных недостатков психологии является принципиальная множественность объяснений и интерпретаций любого психологического феномена. Этот недостаток нередко выдается за «родовой дефект» всех социогуманитарных наук, отличающий их от наук естественных и технических, где любое явление якобы получает строго однозначную трактовку. Однако подобное представление основано на сильном смещении «точки отсчета» – большом искажении образа точных наук. Как отмечает Р. Рорти, обобщая опыт именно этих наук, любое явление может быть объяснено различными способами, и то, что выбирается в качестве объяснения, не предопределено объективным опытом и не задается некими универсальными правилами познания, а зависит от нас (Rorty, 1982). Мы, конечно, не полностью свободны в выборе способов объяснения, связаны некоторыми традициями, общими критериями рациональности и т. д. Скажем, будучи современными людьми, мы не будем объяснять заход солнца тем, что черепаха, на которой покоится Земля, переворачивается. Но любое, даже физическое явление может быть рационально, т. е. в рамках принятых в данной культуре критериев рациональности, объяснено на разных уровнях. И любое объяснение представляет собой «вырезание» определенного «локуса причинности».

Каждое социальное явление испытывает влияние большего количества факторов, чем явления физические, что достаточно тривиально уже хотя бы потому, что социальные явления находятся под воздействием факторов и физических, и биологических, и социальных. В результате в социогуманитарных науках, объясняющих такие явления, открывается больший простор для подобного «вырезания причинности», т. е. имеется большее количество потенциальных объяснений и интерпретаций любого феномена. Различие с «жесткими» – естественными и техническими науками действительно имеется, но оно не качественное, а количественное, состоящее не в принципиальной возможности разных интерпретаций любого феномена (она имеется во всех науках), а в широте соответствующих интерпретативных полей. Соответственно, интерпретативный плюрализм – не недостаток системы психологического знания, а естественное выражение особенностей предмета этой науки, его более разветвленной онтологии.