Метро 2033

Артем примолк и задумался. — Вообще-то говоря, конечно, наверняка знать нельзя. Всякое быть может. Раньше такое случалось, мне отчим рассказывал. И он еще говорил, что на совсем дальних станциях, там где люди дичают, и становятся как первобытные, забывают о том, что человек — разумно мыслящее существо, происходят такие странные вещи, которые мы с нашим логическим мышлением вообще не в состоянии объяснить. Он, правда, не стал уточнять, что это за вещи. По правде говоря, он и это не мне рассказывал — я просто случайно подслушал.

— Ха! Я же тебе говорю — тут иногда такие вещи рассказывают, что нормальный человек никогда не поверит. Вот мне Леха в прошлый раз еще одну историю интересную рассказал — хочешь послушать? Такого ты, наверное, даже от своего отчима не услышишь. Лехе на ярмарке один челнок с Серпуховской линии рассказывал… Вот ты в призраков веришь?

— Ну… После разговоров с тобой каждый раз начинаю себя спрашивать — верю я в них или нет. Но потом один побуду, или с нормальными людьми поговорю — и вроде отходить начинаю… — с трудом сдерживая улыбку ответил Артем.

— А серьезно?

— Ну как, я читал, конечно кое-что. Ну и дядя Саша рассказывал немного. Но, честно говоря, не очень-то верится во все эти истории. Вообще-то, Жень, я тебя не понимаю. Тут у нас на станции и так кошмар непрекращающийся с этими черными, такого, наверное, нигде во всем метро-то и нет больше, где-нибудь на центральных станциях о нашей с тобой жизни детям рассказывают, как страшные сказки, и спрашивают друг друга — «Ты веришь вот в эти россказни о черных или нет?» А тебе и этого мало. Ты себя хочешь чем-нибудь еще попугать?

— Да неужели тебе вообще неинтересно ничего, кроме того, что ты можешь увидеть и пощупать? Неужели ты правда считаешь, что мир ограничивается тем, что ты видишь? Тем, что ты слышишь? Вот крот, скажем, не видит. Слепой он от рождения. Но ведь это не значит, что все те вещи, которых крот не видит, на самом деле не существуют… Так и ты… — Ладно… Что за историю ты рассказать-то хотел? Про челнока с Серпуховской линии?

— Про челнока? А… Однажды Леха на этой ярмарке познакомился с мужиком одним. Он вообще-то не совсем с Серпуховской. Он с Кольца.

— Гражданин Ганзы. Но живет сам на Добрынинской. А там у них переход на Серпуховскую. На этой линии, не знаю, говорил ли тебе об этом твой отчим, за Кольцом жизни нет. То есть так, до следующей станции, до Тульской, по-моему, там стоят патрули Ганзы. Это они подстраховываются — а то, мол, линия необитаемая, никогда не знаешь, чего там неожиданно полезет — вот они и сделали себе буферную зону. И дальше Тульской никто не заходит. Говорят, искать там нечего. Станции там все пустые, оборудование поломано, жить невозможно. Да и дикой жизни никакой нет — ни зверей, ни дряни никакой, даже крысы, мужик говорит, не водятся. Пусто. Но у мужика у этого, у челнока, был знакомый, бродяга один, странник, который дальше Тульской зашел. Не знаю, что он там искал. И вот он потом челноку этому рассказывал, что не так все просто на этой Серпуховской линии. Что недаром там все так пусто. Говорил, что там такое творится, что просто в голову не лезет. Не даром ее даже Ганза не пытается дальше колонизировать, хотя бы под плантации или там под стойла…

Женька замолчал, чувствуя, что Артем наконец забыл о своем здоровом цинизме и слушает, открыв рот. Тогда он сел поудобнее и спросил, внутренне торжествуя: — Да тебе, неинтересно, наверное, всякий бред слушать. Так, бабушкины сказочки. Чая налить?

— Да погоди ты со своим чаем! Ты мне лучше скажи, почему, действительно, Ганза этот участок не стала колонизировать? Правда, странно. Отчим говорил, что у них там в последнее время вообще проблема с перенаселением — места не хватает уже на всех. С жиру бесятся. И как же это они упустят такую возможность еще немного земли под себя подмять? Вот уж не похоже на них! — Ага, интересно все-таки? Так вот, странник этот заходил довольно далеко. Говорил, что идешь, идешь — и ни души. То есть вообще никого и ничего, как в том туннеле за Сухаревской. Ты представляешь, крыс даже нет! Вода только капает… станции заброшенные стоят, темные… словно на них и не жили никогда… И постоянно давит такое ощущение опасности… Так и гнетет… Он быстро шел — без препятствий ведь… Чуть не за полдня прошел 4 станции. Отчаянный человек, наверное… Надо же так — в такую дичь одному забраться… В-общем, дошел он до Севастопольской. А там — переход на Каховскую. Ну, ты знаешь Каховскую линию. Там и станций-то всего три. Не линия, а какое-то недоразумение. Аппендикс какой-то… И на Севастопольской он решил заночевать. Перенервничал, утомился… Нашел там какие-то щепки, костерок сложил, чтобы не так жутко было, я думаю, залез в свой спальный мешок и лег спать посередине платформы. И ночью…

На этом месте Женька встал, потягиваясь, и с садистской улыбкой сказал: — Нет, ты как знаешь, а я определенно хочу чая! — и, не дожидаясь ответа, вышел с чайником из палатки, оставляя Артема наедине с впечатлениями от рассказанного.