Метро 2033: Голоса выжженных земель (трилогия)

– Как называется место, куда мы едем? – первый шок прошел, и Летиция больше не теряла времени даром.

– Названия не знаю, – бесхитростный Петя говорил правду. – Все зовут их Сестрами. Не место, а тех, кто там живет.

– Что за Сестры такие?

– Они странные, – подмосквич нахмурил лоб. – Не злые, нет, ничего плохо сказать о них не могу, но… Я их побаиваюсь, особенно Настоятельницу. Она… она… самая странная из всех… Все странные, но она страннее остальных!

Пете явно не хватало слов. Он не думал ничего скрывать, однако и рассказать толком ничего не мог.

– А я им зачем понадобилась?

– Нам начальство не докладывает, – он смутился. – Сестры хорошо платят, редко деньгами или патронами, у нас всего этого в достатке. Но они умеют лечить даже безнадежно больных и раненых, чуть ли не каждый солдат из Общины попадал к ним на операционный стол… Генералы, наши старикашки, регулярно наведываются к Сестрам: старость неизлечима, но, похоже, Настоятельница умеет с ней договариваться.

– Сестры – врачевательницы? Не самая коварная профессия. Но я не догоняю, что тебя в них пугает, что с ними не так?

Вполне объяснимая настойчивость девушки не нашла понимания у Пети, молодой человек напрягся, недовольно засопел и выдал единственное:

– Они странные.

Разговор заглох сам собой, и всю оставшуюся дорогу путники ехали молча, под надоедливый аккомпанемент совершенно немелодичного дизеля.

В пункт назначения, представляющий собой частокол из бревен, а за ним единственное невзрачное здание, напоминающее сторожку, прибыли через два с половиной часа. БТР остановился у ворот и терпеливо дожидался, пока кто-то невидимый не освободил проезд внутрь периметра.

– Прибыли, – констатировал очевидное водитель погибшего «уазика» и распахнул люк. Однозначным, не допускающим толкований жестом пригласил девушку на выход, а там Летицию уже ждали: темный силуэт в абрисе отраженного света.

Глава 19 Firestarter

Пустота. Она не черная, она лишена всех цветов. Пустая, без всего…

Я в пустоте, но я тоже пуст… Я Пустота в квадрате, Ничто, помноженное на Ничто. Это почти больно, но даже боли здесь нет, как нет и самого «здесь».

У пустоты есть границы, за ними что-то есть, что-то происходит, я слышу голос, зовущий кого-то, возможно, даже меня. Но разве пустота может ответить чем-то, кроме молчания?

Молчание в пустоте – жаль, нет красоты, иначе это было бы очень красиво…

Там, откуда я, царит безвременье, идеальное и совершенное. Голос, призывающий меня, угрожает моему безмятежному несуществованию, я хочу спрятаться, чтобы не слышать, но в Пустоте не укрыться, и я обречен.

Голос волнами и вибрациями врывается в мой мир, уничтожает тишину и пустоту. Он беспощаден. Свет. Взрыв. Перед несмертьюя вижу Лицо.

– Солдатик, черт тебя разбери! Солдатик! Очнулся, твою мать, очнулся! – Голос принадлежит Лицу. Бледному, изможденному, больному. Лоб, испещренный пока еще неглубокими морщинами, усталые красные глаза, ввалившиеся щеки, тонкогубый рот и виски́, покрытые первой сединой. Кто ты, уничтоживший мой мир? Почему ты так жесток?

– Солдатик, скажи что-нибудь! Две недели, слышишь, тебя не былопочти две недели! Кивни головой, если понимаешь!

Я киваю – какое странное ощущение, – хоть ничего и не понимаю.

– Живой, хороняка! Живой!

Живой? Забытое чувство, но когда-то я уже был живым, и это пугает страшнее Лица, Голоса и яркого, колышущегося Света.

– Больно глазам? Всего лишь свечка, но сейчас отодвину подальше, ты совсем отвык за две недели…

Свет смещается на периферию зрения и уже почти не причиняет мне мук. Полутьма – нежная и баюкающая. Нужно погрузиться в нее, жить – это очень тяжело, я должен отдохнуть.

* * *

Лицо подолгу разговаривает со мной. Себя оно называет Люком, а меня Солом… Я слышу слова, очень много слов, целые потоки и реки, даже моря, но они текут мимо, превращаются в звуки и рассыпаются буквами… Это красиво, но мне не хватает тишины.

Люк вливает в меня какие-то жидкости, я не хочу, боюсь захлебнуться, но он жесток и каждый раз побеждает. Иногда я забываю сопротивляться, некоторые жидкости начинают мне нравиться… Это капитуляция, но у меня нет сил для борьбы.

– Твой любимый бульон из древней химии… если будешь хорошим мальчиком, заварю горячий чай… не дергайся, это всего лишь лекарства…

Здесь есть Время, Люк утверждает, что оно лечит. Но он глуп, он заразил меня Жизнью, опаснейшей из болезней, лечение опоздало…

* * *

– Сол, хватит валяться! Попробуй встать, я помогу.

Мне все равно. Если мучитель приказывает встать, я встану. Я встаю, едва удерживаясь на слабых, непослушных ногах. Это страшно и больно.

– Солдатик, не филонь! Напрягись, не бойся, я держу. Делай шаг, ну же!

Шаг и второй. Я могу.

– Красавец! Но дальше нельзя, там опасное солнце, нужно защитить глаза.

Люк что-то надевает на мое лицо, и становится темно и хорошо. Он ведет меня – шаг, еще и еще. Яркий свет. Больно.

– Потерпи немного, солнце почти село. Я хочу, чтобы ты посмотрел вокруг.

Кто-то или что-то громко ржет. Но это не страшно, я чувствую в звуке… радость.