Метро 2033: Крым. Последняя надежда (трилогия)

Но в отличие от схватки в Севастополе у Пошты не будет с собой ни боевых матросов, ни огневой поддержки крейсера «Адмирал Лазарев». Поэтому лобовая атака тут не сгодится. Придется играть в ниндзя.

Пошта уложил негодующе фыркнувшего Одина на живот (конь грациозно подобрал все восемь ног под себя), потрепал его по холке и прошептал:

– Я вернусь, дружище. Никуда не уходи! – после чего пригнулся и неторопливо начал подкрадываться к хутору.

На степь опускалась ночь. На стремительно темнеющем небе загорелись первые звезды, тени зашевелились в кустах, что-то зашуршало в траве. Ночь была на руку листоноше. Ночь была его другом. Но если вспомнить, сколько тварей выползало из нор с наступлением темноты, этот друг в одну секунду мог превратиться в его врага. Благо ночное зрение у листонош все-таки получше людского, и Пошта внимательно глядел под ноги, дабы не наступить ни на какую ядовитую тварь.

Казаки Ступки были настолько беспечны, что даже не установили вокруг хутора никакого даже самого жалкого периметра. Ни ограды, ни колючей проволоки, ни насыпи. Степная трава росла до самых домов на окраине хутора – облупленных, обшарпанных, заброшенных, с выбитыми стеклами и просевшими крышами, явно нежилых. На окраине хутора было пусто и тихо, и только с другого конца поселка доносились крики, музыка, а в небо взлетали языки костра.

Можно было, конечно, пойти напрямик, по пыльным улочкам коша, на звуки праздника, но Пошта предпочел окольный путь и двинулся в обход, по самому краю хутора, через заросшие палисадники, обнесенные покосившимися заборчиками.

Вскоре он вышел к заброшенной автозаправке, где звуки музыки уже отзывались ритмичным стуком в грудной клетке и даже можно было разобрать слова:

– Гоп-гоп-гоп, мы весело танцуем…

Заправкой никто не пользовался со времен Катаклизма, поэтому вся она была затянута паутиной – и ржавые колонки с дырявыми шлангами, и будка кассира, и мини-маркет, разграбленный мародерами давным-давно. Пошта решил залечь там, чтобы понаблюдать за празднеством и прикинуть план дальнейших действий.

У самого входа в мини-маркет (дверь была выбита и валялась под ногами) он едва не вляпался в мозгового слизня – бесцветную желеобразную тварь, растекшуюся на полу. Поймаешь того – и, считай, губчатый энцефалит ты заработал, мозги превратятся в труху за день-два.

Пошта переступил через тварь, пригнулся и подкрался к окну.

Прямо за окном расположился первый встреченный им пост казаков. Двое хлопцев, до крайности недовольные тем, что их вместо праздника отправили в наряд, сидели под окошком, сняв противогазы, и курили самокрутки.

– А все-таки степная шмаль – не такая, как партенитские шишки, – коммуницировал один из часовых.

– А я шмаль вообще не уважаю, – заявил второй. – Вот бухло – это да. Самогонка на ореховых перегородках…

– А в Сечи, говорят, бурячиху гонят, – мечтательно протянул первый.

– Вот станет батька Гавриил гетманом – будет у нас и шмаль, и самогонка, и баб сколько хошь! – поддержал беседу второй.

– А эту, эту-то видал? – разволновался первый. – Ну, которая Тапилины дочь? Ох, красивая девка!

– Но-но! – оборвал его второй, видимо, постарше и поумнее. – Тебе за это батька чуб укоротит вместе с головой! Девка эта – не для забавы, а для торговли, за нее батька булаву себе выторгует!

Ничего нового Пошта из подслушанной беседы не узнал и решил ее прекратить. Можно было, конечно, пустить в дело нож, но оставалась вероятность, что кто-то из часовых успеет пальнуть. На фоне радостных салютов праздника это не очень страшно, но все же… И тут Пошту осенило.

Он бесшумно вернулся ко входу, наступил тяжелым ботинком на слизня и одним взмахом ножа располовинил гадину. Половинки тут же растеклись в разные стороны, рассерженно шевеля псевдоподиями. Пошта надел перчатки, убрал нож, взял по слизню в каждую руку и вернулся к окну.

Стеклопакета в раме давно не было, и листоноша аккуратно высунулся наружу.

Снизу маячили две макушки часовых – одна выбритая, с оселедцем, а вторая – покрытая коротким жестким ежиком. «Сойдет», – подумал Пошта и с размаху налепил слизней на макушки.

Раздался противный чмокающий звук.

Часовые замолчали на мгновение, а потом продолжили беседу как ни в чем не бывало:

– А все-таки степная шмаль – не такая, как партенитские шишки.

– А я шмаль вообще не уважаю. Вот бухло – это да. Самогонка на ореховых перегородках…

– А в Сечи, говорят, бурячиху гонят.

– Вот станет батька Гавриил гетманом – будет у нас и шмаль, и самогонка, и баб сколько хошь!

Все, дело было сделано – теперь, пока слизни переваривают их мозги, часовые будут повторять как заведенные последние пару минут своего не слишком осмысленного диалога. И ежели какой-нибудь проверяющий пройдет мимо, то ничего странного не заметит. Казаки и без слизней вели не самые содержательные беседы.

Пошта вылез из окна, снял с разгрузов казаков четыре гранаты – по две «лимонки» и пару светошумовых (глаза у бойцов Ступки были белые, остекленевшие) и двинулся на шум праздника.

Вечеринка, похоже, достигла своего апогея.