Игорь покосился на Марину – она словно бы ничего не слышала. А вот Женя тревожно вертела головой.
«Неужели она тоже слышала?» – подумал Громов, но спрашивать девочку не стал, чтобы не пугать ее еще больше. В привидения он вообще-то не верил и склонен был думать, что в Рейхе его слишком сильно огрели по голове, оттого и шумит теперь в ушах. Их на Красной линии воспитывали в духе атеизма. Нельзя не признать, что после Катастрофы сторонники материализма получили еще один сильный довод в пользу своей теории. «Если Бог есть, – спрашивал, бывало, патетически очередной лектор, – как он мог допустить
Михаил Иванович предпочитал этих вопросов в разговорах с Игорем не касаться. Один раз мельком обронил, что в потусторонние силы верят лишь невежественные люди. Игорь больше с ним не заговаривал, но такое объяснение его тоже не вполне удовлетворило. Гораздо больше понравилась теория одного из сталкеров.
Сталкер тот был у руководства Красной линии как бревно в глазу – уж очень колоритная личность, и по каждому поводу было у него свое мнение, почти никогда не совпадавшее с мнением товарища Москвина. Звали сталкера Айрон Медный, по станции он ходил в потрепанной косухе, мешковатых штанах и остроносых сапогах с заклепками. Был невысоким и полным, но двигался при этом с кошачьей ловкостью. Металлические колечки торчали у него в ушах, в носу, и однажды, когда несвежая рубаха выбилась у сталкера из штанов, Игорь заметил кольцо даже у него в пупке. Говорили, что в прежней жизни был он не то рокером, не то байкером – Игорь так и не понял, это одно и то же или нет. Полуседые волосы Айрон обычно стягивал в хвост, но мог и заплести в косицу, украсив ее лентой. Товарищ Москвин, конечно, давно бы приказал его остричь и одеть по-человечески, а то и в карцер посадить за вольнодумство, но Айрон был удачливым сталкером, и за это приходилось ему многое прощать. Людей, которые могли вернуться с поверхности живыми, да еще и с полезной добычей, и так становилось все меньше. Поэтому Айрон отлично знал себе цену и поговаривал, что в любой момент может податься на Ганзу или в Полис, ему там будут рады. Для Игоря было загадкой, почему Айрон все же до сих пор остается на Красной линии.
И вот однажды, когда сталкер расслаблялся после очередной вылазки и был уже слегка навеселе, он и сказал то, что особенно запомнилось Игорю:
– Я думаю, брат, после Катастрофы все изменилось. Раньше ведь как было – каждый за себя, один бог – против всех. Но вот прогневали его, истощилось его терпение, устроил он нам большой барабум да и плюнул на уцелевших. Мол, сами себя истребят окончательно. В общем, богу теперь не до нас. Больше мы ему не интересны. Крест он на нас поставил. Но у каждого из нас есть свои демоны и свои заступники.
– И у меня тоже? – спросил Игорь.
– И у тебя. Просто ты еще не знаешь их в лицо. Придет время – узнаешь.
И Игорь поверил ему. У Айрона было одутловатое от пьянства лицо – он уверял, что выпивка помогает от радиации. Но говорил он как человек, много повидавший и переживший.
И, как нарочно, мелькнуло в голове Игоря еще одно воспоминание. Случай, который он старался забыть.
Командир их отряда стоит перед кучкой оборванных пленников. Это беженцы. Их поймали в туннеле. Откуда они шли, Игорь уже не помнил. Командир допрашивает их предводителя:
– Почему я должен верить, что вы – не шпионы?
– Мы просто хотим жить в мире с другими. Мы призываем всех прекратить войны – ведь нас и так осталось мало, – отвечает ему человек в истрепанных, но относительно чистых лохмотьях. У него правильные черты лица, хотя выглядит он бледным и осунувшимся. «Он еще не стар, – думает Игорь. – Сколько ему могло быть в день, когда погиб мир?» Человек смотрит на командира спокойно и прямо, не опуская глаз.
– Вредные мысли! Вы просто смутьяны. Бродячие проповедники. От таких, как вы, одни проблемы.
– Нет. Нам открылась истина. Остатки человечества уцелели не случайно – на то была воля свыше.
– Вот как? А я думаю, что ты уж точно уцелел по ошибке. И сейчас докажу тебе это.
Командир поднимает пистолет и стреляет в упор. На груди человека расплывается красное пятно, он молча падает вниз лицом на шпалы. Командир смотрит на остальных:
– Ну? Кто еще хочет потолковать о божественном?
Пленников привели на станцию, а потом куда-то переправили. Ходили слухи, что где-то на одной из отдаленных станций Красной линии расположен не то лагерь, не то лаборатория, где на врагах народа ставят эксперименты, служащие для пользы всего прогрессивного пролетариата.
Такие случаи тоже вызывали сомнения в существовании высшего разума. Впрочем, подрывали они заодно и веру в справедливость, доброту и мудрость руководства Красной линии.